— И всё-таки, — начал светскую беседу Генька. — За каким хреном ты полезла в наш подвал?
— Прости, Гень. Не могу сказать. Но дрыхнуть ты теперь будешь спокойно, стучать по батареям больше не будут, — поспешно добавила я, чтобы его утешить.
— Ты что, замочила в подвале сумасшедшего сантехника?
И всё бы хорошо, если б Генька шутил: ну типа, «сумасшедший сантехник». Страшилка такая. Как чёрный альпинист.
Засада была в том, что говорил он на серьёзных щах…
Я промолчала. Посмотрела только искоса, и прибавила шагу.
Тоже мне, друг называется.
Настоящий друг должен ИНСТИНКТИВНО чувствовать: когда можно давить на психику, а когда лучше затухнуть в тряпочку и не отсвечивать.
Генька догнал меня и пошел рядом. И я уже начала успокаиваться, когда он возьми, и брякни:
— Я знаю, что у тебя есть пистолет.
И тут я встала, как вкопанная.
— Ты что, рылся в моих вещах?..
— А вот и не рылся, — Генька аж покраснел. — Жанка с Юлькой рылись, когда ты на физре была.
Во рту стало сухо, как в духовке, когда там печеньки пекутся.
— И что? — голос не слушался.
— И ничего, — Генька шмыгнул носом и прищурил злые зелёные глазищи, от чего стал похож на домового Стёпку. Так бывает: домовой неосознанно перенимает черты того, кто ему нравится… — Дуры они. Растрепали всему классу, что ты с игрушечным пистолетом ходишь.
Я чуток выдохнула.
— А ты, значит, не поверил, что пистолет игрушечный.
— Я ж не девчонка, — Генька независимо пожал плечами. — Что я, эйбарский браунинг от игрушки не отличу?
— Значит, всё-таки рылся!
Я опять разозлилась. По большей части, на себя: всё собиралась попросить Ави купить мне другой рюкзак для школы, с потайным отделением, где пистолет лежал бы себе незаметненько…
Пускай это будет нашим с тобой секретом, — сказал Гоплит, вручая мне Бараша. — Пока о нём никто не знает — ты будешь в безопасности.
А теперь, не дай бог, сплетни дойдут до директора, тому придётся принять меры…
В глазах потемнело.
Если Ави узнает, что я хожу с пистолетом, её удар хватит. А уж про охоту я вообще молчу.
После событий пятилетней давности было довольно тихо. Жизнь текла своим чередом, и моя приёмная мамочка убедила себя, что я — самая обычная девочка, и кроме ранних месячных и прыщей никаких проблем со мной не предвидится.
Я, как могла, соответствовала образу: ей так легче, мне так легче, да и всем остальным так тоже легче.
Шли мы с Генькой по такому скверику, который посреди улицы: с боков две полосы проезжей части, а в середине — лавочки, песочницы, бабушки с внуками…
Я даже поймала на себе парочку слезливых взглядов: мальчик провожает девочку из школы, обрыдаться от умиления.
— Прости меня, — наконец сказал Генька. — Я знаю, что не должен был. В смысле — рыться. Но проверить-то надо!
Сашхен мне голову оторвёт.
— Ты ошибся. Это правда игрушечный пистолет.
— Я ходил в подвал, — тихо сказал он. — Санька Кривой во дворе хвастался, что слышал выстрелы из подвала. Ну, я и пошел посмотреть. И нашел гильзы, — Генька протянул руку. На ладошке лежало ровно шесть маленьких, похожих на желтых шмелей, гильз.
Вот я дура, а?.. Совсем забыла собрать гильзы, когда како-демон распался. А ведь это — УЛИКИ.
— Спасибо, — буркнула я, остывая. Генька ссыпал гильзы мне в руку. Сжав кулак, я сунула его поглубже в карман.
Генька — это ещё полбеды. Если все остальные будут думать, что я просто двинутая, раз таскаю с собой пушку-игрушку, то ещё ладно. Генька — могила. И расспрашивать не станет…
— Зачем ты стреляла в нашем подвале?
Блин.
Вопрос-то с подвошкой.
Генька и так про меня много знает — ведь глаза у него есть, и мозги на нужном месте.
Знает, что по ночам мы с Рамзесом лазаем по подвалам. И по чердакам тоже лазаем — он нас видел, но молчал. И я тоже молчала, и вроде как получалось, что ничего такого не было…
Но однажды утром я нарвалась на Жанку с Юлькой — хрен знает, как так получилось. Может, они бегают по утрам, или живут в том доме, где мы Тварь глушили… В общем, они такие две фифы нафуфыренные, шкандыбают на коблах, а я из подвала вылезла, вся в паутине и гнилой картошке.
Конечно, они всем растрепали, что на самом деле я — бомжиха, в подворотне живу.
История эта добралась до Антон Палыча, и у нас был РАЗГОВОР. Если подумать, почти все мои косяки заканчиваются такими вот РАЗГОВОРАМИ. Прям ораторское искусство, ёрш его налево.
Но по сравнению с пистолетом — это всё даже не цветочки. Пистолет тянет на отчисление, при всем терпении Антон Палыча, хорошего директора и в общем и целом отличного дядьки…
— Что, не скажешь?
— А?.. Что? — задумавшись о своём, о девичьем, на пару минут я забыла о Геньке.
— Зачем ты стреляла в подвале? Там же ничего, кроме старого барахла, нету.
А вот это уже идея.
— Потренироваться хотела.
— Чего?.. — вот теперь он ТОЧНО вылупился на меня, как на дуру.
— Понимаешь, мне этот пистолет дядюшка подарил. А он у меня такой… Со странностями. И старенький очень. — Аннушка учила: лгать мужчинам нельзя — почуют. И перестанут доверять. Но и честными с ними быть нельзя: когда-нибудь они эту честность повернут против тебя… — Вот он и подарил мне пистолет. А я проверить хотела, стреляет он, или нет. И спустилась в подвал: увидала, что дверь не на замке… Я и целиться-то не умею. Так, пальнула в белый свет, как в копеечку.
— Могла бы меня позвать, — укорил Генька. — Я бы тебя поучил…
— А ты что, стрелять умеешь? — вот смеху-то. Ботаник Генька — стрелок.
— Вообще-то у меня разряд. Меня бабушка в секцию записала. Четыре года назад.
Упс…
— А ты об этом не говорил.
— Так ведь и ты про браунинг