Паладин. Свет и Скверна IV - Илья Романов. Страница 40

первым делом по возвращению займусь установкой печати первым из потенциальных рекрутов. Помимо этого ещё поставлю печати другим бойцам, повысив их способности пережить любое сражение. Касательно обороны поместья и крепости, которую строили на моих землях вместе с небольшой деревней-городком, я не особо переживал. Ракетный залп туда не достанет, стратегическую магию остановлю уже я, а с сухопутными силами врага разберутся мои люди. Для какой-нибудь залётной армии хватит того же Ромула. Голем раздавит неприятеля тонким блином и даже не почешется. И раз у меня вскоре появятся братья по Ордену, то пилота ему я найду. Тот же Алексей подойдёт, у него как-раз энергетические каналы самые плотные и насыщенные из всех моих бойцов.

— Две недели, Виктор, это максимум, — произнёс император невозмутимо. — У тебя есть две недели, чтобы разобраться с делами на своих землях, а затем я жду тебя здесь.

— Зачем? — приподнял я бровь.

Вместо ответа он протянул мне папку, внутри которой были листы с текстом. А ещё фотографии большого зала и фигур в чёрных балахонах, которые раскладывали тела людей по контуру пятиконечной пентаграммы, готовящих ритуал.

— Французы, значит… — хищно оскалился я, а в кабинете стало ещё светлее. — Хорошо, Пётр. За это дело я возьмусь с огромным удовольствием!

Немного боярки, много фэнтези, необычный мир, необычные монстры и рассудительный герой. Интриги кланов и древние боги прилагаются — https://author.today/reader/234771/2110118

Глава 16

— Что-то мне опять хреново, глава…

Не сдержавшись, Фёдор схватился за тазик и его вырвало. Одной водой и желудочным соком, ведь остатков пищи в желудке уже не осталось, они вышли раньше.

Бледный, весь трясущийся, командир гвардии Потёмкиных скривился и оттолкнул тазик подальше от себя, а затем развалился без сил на кушетке.

Рядом с ним стонал Сазонов Дима, пребывая в лихорадке и ясном сознании одновременно. Мощного телом и сильным духом мужчину ломало так, что он едва держался и сжимал в зубах деревяшку. Уже третью, две других он успешно сломал.

Весь лазарет был забит людьми, которых я выбрал первыми свернуть на нелегкую стезю Паладина. Будущие рекруты в количестве семи человек. Все они лежали штабелями по койкам и страдали каждый по разному. Кто-то дёргался от боли, рвал на себе робу пациента и дёргался в припадках. Таких Сергей Михайлович и его помощника Виолетта пристёгивали ремнями, чтобы они сами себе не навредили. Кирилл Чуйко кричал от боли и звал маму, а Симонов матерился сквозь слёзы так, что слышно было, скорее всего, даже на улице через закрытые окна.

Сильнее всех страдал Шипер. Он словно погрузился в летаргический сон, хотя на деле это не так, и кричал от кошмаров. Ему вновь слилось то, что он увидел в обители Скверны.

Легче всего печати воспринял Сан-Саныч. Его лишь знобило и он постоянно бегал в туалет, а ещё жрал, как не в себя. В палате из-за него провоняло котлетами и гречкой. Прямо сейчас он сидел тихо в уголке, не отсвечивал, работал ложкой без остановки, как зомби, и вообще ни на что не обращал внимание.

Я смахнул пот со лба, закончив с Чуйко и посмотрел на Алексея. Тот как-раз появился на пороге палаты и с ужасом взирал на своих коллег.

— Что ты встал, Алексей? Заходи давай, — устало махнул ему рукой. — На вон ту кушетку ложись и постарайся расслабиться.

— Боюсь, это вряд ли получится, глава, — сглотнул он и бочком обошёл кровать Кирилла, который попытался до него достать скрюченными пальцами. В глазах гвардейца было столько боли и ярости, что те покраснели. — Что с ними? Вы говорили, что сделаете нас сильнее, но…

— Сила, Алексей, без боли и крови не приходит, — вздохнул, подошёл к раковине и сполоснул лицо в холодной воде. — Лишь тот, кто готов страдать, рвать жилы, тело и собственную душу, обретёт её. Ты почему ещё стоишь? Я же сказал — ложись!

Быстро кивнув, мужчина выполнил приказ и попытался расслабиться. К нему сразу подскочила Виолетта и сделала несколько уколов. Болеутоляющие, жаропонижающее и прочее, что может помочь телу. Мелочи, по сути своей бесполезные, но женщина и Сергей Михайлович чуть ли не умоляли меня разрешить хотя бы это. Что ж, я уступил. Тем более, что в старые времена, когда мне самому ставили печати, братьям Ордена давали настой из корня Сладоцвета. Расслабляющий и помогающий хотя бы частично абстрагироваться от боли.

Вся проблема-то в чём? А в том, что даже мне, капеллану Ордена Паладинов, ставить печати тяжело. Точнее не так… Мне это даётся сложнее, чем тем же Охотникам. Тут работа с душой напрямую, а кто с этим лучше справиться, чем Душелов, каждым из которых они являлись? Вот и приходилось, грубо говоря, самому дорогу через лес рубить, а не идти по проторенной. Плохая аналогия, но понятная. По этой же причине моих людей так и корёжило, будь здесь Старый Мак или тот же Сандр, они максимум бы от боли пострадали и всё.

Когда Алексей был готов, я протянул ему деревяшку и успокаивающе, видя зачатки страха в его глазах, произнёс:

— Зажми зубами, сынок, — в моём тоне прорезались нотки капеллана. — Легче будет, поверь мне.

Без слов он выполнил требуемое, крепко впился зубами и зажмурил глаза.

Я положил одну руку ему на грудь и прикрыл веки.

Слабый толчок Милосердием Света. Всего лишь, чтобы моя энергия вошла в его ауру и в резонанс с ней. Попутно ещё и расслабит, даст мимолётный душевный покой.

Когда же Алексей перестал «сжиматься», я положил вторую руку поверх первой и сразу же послал мощнейший импульс!

— Р-р-р!!! — зарычал он от резкой боли, глаза его сразу же расширились до предела, а я услышал слабый хруст деревяшки.

— Терпи, сынок, мы только начали!

— Я готова, глава! — объявилась Виолетта, а рядом с ней пара гвардейцев, что до этого не отсвечивали и со страхом наблюдали за страданиями своих коллег и командиров.

— Действуй, — кивнул я сосредоточенно. — Я пошёл.

Лишь краем глаза заметил силуэты бойцов, что готовились держать парня, а Виолетта — отслеживать его состояние. Во всяком случае — так они действовали по уже отработанному сценарию, а я провалился в душу Алексея. Для мага он ещё довольно молод, а потому его внутренний мир должен быть пустым. Вообще у всех моих бойцов, кроме Симонова, я видел внутри лишь пустоту и всё.