Пальцы замирают на дверной ручке. Делаю глубокий вдох, пытаясь унять предательскую дрожь, и медленно, стараясь не издать ни звука, приоткрываю дверь.
Первый шаг даётся мучительно трудно. Сердце сжимается в груди, словно в тисках, а уставшее сознание, будто издеваясь, прокручивает перед глазами жуткие сцены недавней схватки с Аспидами. Призрачные тени словно всё ещё танцуют по стенам, а патриарх как наяву сжимает кольцами тело Эйвара.
Сквозь занавески пробиваются робкие предрассветные краски. Быстро, наощупь, беру исподнее, платье и на цыпочках следую к выходу, но с жалобным писком замираю, услышав хриплое:
- Ты невероятна.
- А? - с губ срывается сдавленный всхлип, и только потом до меня доходит, что я всё ещё обнажена. Если не считать широкого полотенца. - Я думала, ты спишь. Извини, я ухожу.
- Останься.
Хочу выбежать за дверь и закрыться в ванной. Даже перспектива ночёвки на холодном полу или в жёсткой чугунной махине кажется менее опасной. Теперь я уверена в том, что Эйвар не причинит мне вреда. Но во мне нет ни капли уверенности, что я сама смогу удержаться.
- Я тебя не обижу.
Ноги сами несут меня к кровати. Плотнее запахиваю край полотенца, а разум насмехается надо мной, уверенный, что оно сейчас улетит на пол безвозвратно. Но Эйвар снова удивляет: морщась, придвигается к стене и похлопывает по свободному месту рядом.
- Останься со мной. Пожалуйста.
Пожалуйста?
Я не ослышалась?
Тусклый свет масляной лампы падает на измождённое лицо Эйвара, окрашивая его черты в пепельно-серые тона, и только тёмные, почти чёрные глаза горят, выдавая неуёмную жажду к жизни.
Неловко опускаюсь на самый край постели, стараясь не потревожить его раны. Но не успеваю даже вздохнуть, как сильные руки с неожиданной для умирающего грацией притягивают меня ближе. Эйвар прижимает меня к своей обнажённой груди, и я чувствую, как его сердце бьётся в унисон с моим – размерено, глубоко, успокаивающе.
Во рту мгновенно пересыхает, а ладони предательски увлажняются. Жар драконьего тела проникает сквозь тонкую ткань полотенца, заставляя щеки мои щёки пылать как два факела. Каждый вдох пропитан его запахом – дымным, терпким, с нотками грозы и летнего дождя.
Поначалу я застываю, и каждый мускул звенит от напряжения. Но постепенно тело предаёт разум, расслабляясь в бережных объятиях. Когда становится ясно, что Эйвар не собирается переходить границы, срывая полотенце в порыве необузданной страсти, моя дрожащая ладонь несмело касается его кожи.
- Я рада, что ты выжил, - шепчу, пытаясь вырвать из хаоса мыслей что-то более связное.
Тишина, повисшая после моих слов, давит на плечи неподъёмным грузом. В ней слышится эхо невысказанных признаний и несбывшихся надежд. Жду хоть какого-то ответа, но Эйвар молчит, и в этом молчании чувствуется что-то окончательное, непоправимое.
- Сегодня утром я уеду из Змеиной Пасти, - говорит тихо, спокойно, будто обсуждает с соседом погоду, стоя на крыльце. - Я обязан доложить наверх об уничтожении Аспидов и подписать парням практику. Ещё встретиться лицом к лицу с Советом и…
- Подожди! - торопливо обрываю его и кое-как привстаю на локте, заглядывая в пугающе-серьёзное лицо мужа. - Три месяца же.
- В этом больше нет нужды, - уверенно качает головой Эйвар, не в силах скрыть печальную улыбку, от которой у меня перехватывает горло.
По спине пробегает холодок – этот разговор пугает меня больше, чем все пережитые опасности. Кажется, он настроен серьёзно, раз даже руки не распускает.
- Ты заслужила прожить свою лучшую жизнь, Виктория, - произносит он, невесомо проводя кончиками пальцев по моей щеке. По коже бегут сотни маленьких, чувствительных разрядов, и я зажмуриваюсь, пытаясь запомнить это прикосновение, впечатать его навечно в память. - А лучшей она будет, если ты обретёшь свободу. Усадьба твоя, Вика. И как только Совет снимет с меня обвинения, я подготовлю бумаги о разводе.
Эпилог
Полгода спустя
- Яблоки собрали, теперь надо решать, что посадить на зиму кроме цветов, - Эмма, отряхнув руки, садится рядом со мной на скамеечку у крыльца.
- Корнеплоды? - хмурюсь я, припоминая всё, что деревенские рассказывали о местной зиме. Украдкой бросаю взгляд на небо, где уже собираются первые осенние облака.
Мысленно прикидываю содержимое заначки - надо бы на днях съездить с старостой на базар в соседний городок. Там можно найти все необходимое для подготовки к холодам.
- Чаю, прекрасные дамы? - Владушка грациозной павой выплывает на крыльцо, щеголяя новенькой рубашкой. Соломенные лапы уверенно держат поднос, и Эмма расцветает в застенчивой улыбке.
- Ну каков, а? - хвалит домового духа, обхватив ручку натруженными пальцами, на которых еще видны следы садовой работы. - Был бы человеком - от невест отбоя не было.
После отъезда Эйвара с боевиками, деревенские на радостях принялись вовсю мне помогать и быстро узнали про Владушку. Вопреки моим опасениям, дух пришёлся им по нраву, и трудолюбивые хозяюшки начали при каждом удобном случае задаривать его новенькими вещами.
- Тебе пора отдельную комнату заводить под гардеробную, - посмеивалась я над ним, когда пугало с придыханием рассматривал новенькие рубашки. Владушка стеснялся и неловко отшучивался, но он единственный, кто скрашивал мои одинокие вечера.
В ту ночь, точнее рассвет, я быстро заснула в объятиях мужа, уверенная, что его зверь меня не отпустит. Однако когда я проснулась - Эйвар уже был на пути в столицу.
Как сказал Владушка, лорд Эллеринг уезжал сам не свой и наотрез отказывался со мной прощаться.
- Мужчина, - только и отвечал на все мои возмущения. - Не мог же он выглядеть уязвимым в твоих глазах. А ты Вика, стала его главной слабостью. Будь на его месте я - не отпустил бы.
- Ну и ладно! - вспылила я тогда, и это был наш последний разговор, когда мы обсуждали Эйвара. - Свалил, так пускай не возвращается.
Лиззи нашли под утро на лесной опушке. Бестолковая кузина горько рыдала и не пыталась сопротивляться, когда парни взяли её под стражу. Сейчас её судьба мне не известна, но уверена, что Эйвар не оставит её безнаказанной.
- Пойду, чтоль, пирог к чаю испеку, - Эмма ставит чашку на перила крыльца и с наслаждением потягивается. - К хорошему чаю отлично подойдёт пирог с лесными ягодами. Детишки утром брусники набрали, принесу на ужин.
Проводив Эмму, я собираю пустую посуду и несу в дом, вдыхая