По словам префекта, фантастические вкусовые ощущения от употребления гарума скрываются в непривычном составе «продуктов» – рыбьи головы всех видов и потроха, выдержанные в закрытой ёмкости на солнце более двадцати дней в настое из десятков сортов трав.
– Но разве можно получать удовольствие от блюда, от которого исходит едва переносимый запах? Так и хочется спросить, разве мало других способов навредить своему желудку? – изумился Сенека.
Манлий словно не слышал его причитаний, невозмутимо и без усилий над собой макал куски мяса в соус, нахваливая:
– Я слышал, гарум придумали друиды[41] из Британии для лечения некоторых болезней. Недавно слышал, император Клавдий вылечился им от поноса.
Это позабавило Сенеку:
– А я думаю, что секрет употребления гарума гурманами не в его лечебных качествах, а в цене, которую выкладывают за него. Можно потом похвастаться, что сам стал гурманом.
– Кого ты называешь гурманами, дорогой друг?
– Таких людей, для которых, чем дороже обходится еда, тем она кажется им вкусней. Они готовы платить за кувшин гарума дороже, чем за племенного быка.
– Это не ответ, сенатор! Ты хочешь сказать, что мы с тобой сразу стали гурманами?
– Нет, Манлий, гарум для рыбаков представляет собой привычную потребность в простой пище. С этим ничего не поделаешь! А я о тех, кого называют обычными чревоугодниками, о которых говорят, что у гурмана язык более чувствителен, чем, например, у меня. Погляди на кухни римских богачей. Сколько бегают между очагами поваров, готовящих в такой суматохе пищу для одного брюха! Взгляни на сокрытые под землёй хранилища сосудов с вином, где собраны плоды трудов виноградарей за много десятилетий. А ведь для одного брюха запечатаны эти вина! Погляди, в скольких местах для таких чревоугодников перепахивают землю для очередного урожая. Сколько тысяч пахарей пашут, копают и сеют в Африке и Египте, и Сицилии!
– Ты предлагаешь нам всем питаться, как Диоген со своими мудрецами? – съязвил префект. – А я-то думал, что теперь, когда у меня есть, с кем разделить трапезу, я могу немного насладиться роскошью, которую в одиночестве отвергал.
– О нет, я не призываю к такому поведению, – возразил Сенека. – Это слишком для природы римлян. Но если мы все будем воздерживаться хотя бы от некоторых излишеств и постепенно приучать себя к умеренности, то каждый из нас поймёт, как мало его желудок вмещает, – и как ненадолго! – а в результате мы сэкономим огромные средства и все будем здоровы! Не упускай такую возможность и ты, друг Манлий!
* * *
В первый день пребывания в доме префекта сенатор заметил в рабочем кабинете вместительный шкаф с большим количеством свитков.
– Если бы не книги, я бы не знал, куда себя деть, – пояснил Манлий. – Столько прочитал за все годы. До сих пор родные и друзья с оказией присылают из Рима. Можешь пользоваться, когда захочешь.
Сенека с благодарностью отозвался:
– Чтение книг позволяет отдохнуть от дел, питает ум. Когда я беру в руки новую для себя книгу, то подражаю пчеле, странствующей в поисках медоносных цветов. Пчела складывает принесенный нектар в соты, где он превращается в полезный мёд. Вычитанные мысли авторов из разных книг мы сливаем в своей голове, получая единую цепь суждений и умозаключений, которые, будучи взяты со стороны, стали нашими. Так что даже если будет видно, откуда что взято, оно выглядит иным, изменённым, частью новой личности.
– Это похоже на употреблённую пищу – изменившись, она превращается в силу и в кровь?
– Именно так, дорогой Манлий! Но дело не в том, чтобы прочитать много книг, а в умении подобрать себе книгу, от чтения которой получишь пользу.
– Не соглашусь! Разве, прочитав много разных книг, неприятно обладание разными знаниями?
– Я вспомнил Дидима из Александрии, о котором говорили, что он написал труд из трёх с половиной тысяч книг с комментариями о произведениях всех известных ему греческих поэтов, а также записей выступлений всех ораторов. Так вот, вместо того, чтобы восхищаться его великим трудолюбием, я бы пожалел того беднягу, кто прочел столько лишнего для себя! Если хочешь получить знание предмета, выбирай одну дорогу ещё в начале пути, а не броди по многим. Иначе это называется не идти, а блуждать. Стремиться знать больше, чем требуется, – это тоже своего рода невоздержанность!
С этого дня Сенека брал из шкафа какую-нибудь книгу, садился за стол или лежал, пытаясь занять себя чтением. Но сосредоточиться не удавалось, мешала тоска по дому. Манлий замечал его настроение и однажды предложил:
– Наблюдая за тобой, я заметил, что ты становишься скучным, неразговорчивым. Извини, но это от безделья! Поскольку как префект я отвечаю также и за твоё физическое состояние, предлагаю заняться делом, известным тебе по Египту, как я помню. Представь себя исследователем Корсики, и ты обнаружишь немало фактов, интересных для учёного. А затем опишешь в трудах, чтобы другие римляне смогли увидеть Корсику твоими глазами. Или, наконец, пиши стихи. Тоже полезное занятие.
– О чём писать? О том, как угрюмые утёсы и крики голодных чаек не рождают поэтического вдохновения? Чем восторгаться на острове, сплошь состоящем из скал, где нет ни хлебных нив, ни заливных лугов с пасущимися на них тучными стадами?
– Луций, дорогой, с таким настроением тебе долго не протянуть! – огорчённо воскликнул префект. – Ну, не можешь писать стихи, пиши письма родным, друзьям – всем, кто тебе был и есть дорог!
Неожиданно Луций успокоился и заметно приободрился:
– Ты прав, когда говоришь, что нужно писать письма тем, кого сейчас нет рядом. Мы не замечаем, как сильна наша дружба, когда вместе сидим, гуляем и беседуем. Мы в такой степени избалованы общением, что не оцениваем верной дружбы. А в разлуке мы еще больше нуждаемся в дружбе и в таком случае должны наслаждаться общением в письмах. Нужно разговаривать с отсутствующими друзьями так часто и так долго, как угодно душе. Ведь истинный друг присутствует у нас в душе, а душа постоянно с нами: она может хоть каждый день видеть, кого захочет, стоит написать письмо другу.
* * *
Наступил день, когда Сенека обосновался со слугой в арендованном жилище. Хозяин, корсиканец, перебрался с семьёй на другой конец острова, где природа живописней, а значит, климат здоровее. По местным меркам, дом выглядел добротным: имелись гостиная, кабинет, спальная комната и кухня с обеденным залом, комната для вещей