Следующие дни прошли в постоянных стычках. Моя армия превратилась в призрак, который появлялся то тут, то там, наносил удар и исчезал. Нападали на фуражиров, обстреливали патрули, устраивали засады на дорогах.
Особенно эффективными оказались эстонские лучники. Они могли часами лежать в засаде, ждать подходящую цель, а потом одним точным выстрелом снять часового или командира. Для ордынцев эти невидимые стрелки стали настоящим кошмаром.
— Они же нас всех перестреляют! — жаловались пленные кочевники. — Днём и ночью стреляют, неизвестно откуда!
— А вы не стойте там, где стреляют, — философски отвечал им Войтех. — Убирайтесь домой, в свои степи.
Но самый эффективный удар мы нанесли на четвёртый день. Разведка донесла, что орда ожидает подход обоза с продовольствием — огромного каравана, который должен был обеспечить армию на время долгой осады.
— Где он? — спросил я у разведчика.
— В дне пути отсюда, движется по старой дороге на Киев. Охрана небольшая — тысяча воинов, не больше.
— Отлично. Завтра устроим кочевникам голодные дни.
Нападение на обоз было образцом военного искусства. Мы ударили на рассвете, когда караван только начинал движение. Эстонцы обстреляли охрану, литовцы атаковали с фронта, конница зашла с флангов.
Сопротивление было недолгим. Охранники, ошеломлённые внезапностью нападения, быстро разбежались. Обоз достался нам почти без потерь — сотни повозок с зерном, мясом, кумысом и другим продовольствием.
— Что с ним делать? — спросил Войтех, оглядывая богатые трофеи. — Увезти с собой?
— Часть увезём, часть сожжём, — решил я. — Главное — чтобы до орды не дошло.
— А пленных?
— Пленных отпустим. Пусть расскажут своим, как русские умеют воевать.
Уничтожение обоза произвело на орду сильное впечатление. В лагере кочевников начались настоящие волнения — воины требовали от командиров решительных действий, угрожали самостоятельно отойти от города.
— Они на грани мятежа, — доложил разведчик, вернувшийся из вражеского лагеря. — Многие отряды уже собирают вещи, готовятся к отступлению.
— А что командиры?
— Командиры в растерянности. Не знают, что делать — штурмовать город или отступать.
— Время подтолкнуть их к правильному решению, — сказал я. — Устроим им ещё одну демонстрацию силы.
На этот раз я решил использовать не адское пламя, а что-то более зрелищное. Вечером, когда в ордынском лагере зажглись костры, я поднялся на высокий холм и начал читать заклинание небесного огня.
Магия была иной — не разрушительной, а устрашающей. Небо над вражеским лагерем потемнело, засверкали молнии, загремел гром. Потом с неба начали падать огненные шары, взрывающиеся в воздухе ослепительными вспышками.
Зрелище было потрясающим. Казалось, что сами небеса обрушили свой гнев на осквернителей русской земли. Воины орды в ужасе падали на колени, моля своих богов о пощаде.
— Довольно! — крикнул я, прекращая заклинание. — Пусть думают над увиденным.
Эффект превзошёл ожидания. К утру половина ордынского лагеря стояла пустой — многие отряды ночью сняли юрты и ушли. Оставшиеся выглядели деморализованными и напуганными.
А к полудню случилось то, чего я не ожидал. Из ордынского лагеря выехала делегация с белыми знамёнами. Кочевники просили переговоров.
— Что это может значить? — спросил Войтех, наблюдая за приближающимися послами.
— Либо сдаются, либо предлагают какую-то сделку, — ответил я. — Посмотрим, что скажут.
Делегацию возглавлял пожилой кочевник в богатых одеждах — видимо, один из высших командиров. Его сопровождали ещё несколько воинов и переводчик — русский, судя по внешности.