— Если ваши вопросы будут соответствовать культурному уровню жителей этих островов, то, я думаю, ничего страшного не случится, — не остался в долгу Борис Ильич. — Вы хотите слушать меня живьем?
— Желательно.
— Тогда жду вас завтра в девять тридцать в своем рабочем кабинете. И не опаздывайте — в десять начинается репетиция.
Кабинет Бориса Ильича представлял нечто среднее между фотовыставкой театрального искусства и мастерской художника-декоратора. Чего здесь только не было! Камзолы, костюмы, статуэтки великих монархов, гипсовые маски, старинные часы, фотографии. И все это висело и валялось в таком беспорядке, что у Родина даже слов для сравнения не нашлось.
— Так вас заинтересовали жители Гавайских островов? — спросил Борис Ильич, закуривая трубку.
— Один из его представителей. — Родин вытащил из кейса портрет лоха. — Вам не приходилось встречаться с этим типом?
Борис Ильич мгновенно скис.
— Что он натворил?
— Так вы его знаете? — обрадовался Родин.
— Как же мне его не знать, если он работает у меня. По контракту.
— Как его зовут?
— Перцов Василий Васильевич.
— Что он из себя представляет? В двух словах.
— Провинциальный актер, болезненно самолюбив… Отсюда — замкнутость, подозрительность, в каждом видит конкурента. — Борис Ильич огладил свою красивую, аккуратно подстриженную хемингуэйевскую бородку и печально вздохнул. Так что он натворил?
— Пока ничего. Он просто похож на одного человека, и мне любопытно, кем он этому человеку приходится, — не стал темнить Родин.
Борис Ильич взглянул на рисунок с расстояния вытянутой руки. Сказал:
— Портрет выполнен очень неплохо, профессионально, но мне непонятна одна неточность: у Василь Василича родинки нет, а здесь она — во всей красе. Что вы мне на это скажете?
— А что я вам могу сказать? — развел руками Родин. — Я с Перцовым не знаком.
— Хотите его видеть?
— За этим к вам и пришел.
— Желание выполнимое. — Борис Ильич собрал со стола бумаги и, резко отодвинув кресло, встал. — Сейчас я его к вам пришлю.
— Так он здесь?
— Репетирует, — сказал Борис Ильич, направляясь к выходу. — У вас долгий разговор?
— Не знаю, — признался Родин.
— На звонки не отвечайте. Если захотите смыться по-английски, захлопните дверь. А вечером позвоните. Удачи!
Перцов выглядел довольно респектабельно: свежая рубашка, галстук, замшевая курточка спортивного покроя, под цвет курточки брюки и опять-таки замшевые туфли.
— Садитесь, Василий Васильевич, — предложил Родин.
Занять кресло главного режиссера Перцов не решился, сел рядом, на свободный стул, закинув нога на ногу.
— Чем могу служить?
— Василий Васильевич, у вас есть брат?
— Есть.
— Это он? — Родин указал на портрет лоха, лежащий на столе.
— Это Димка, а Володька пропал без вести, — угрюмо проговорил Василий Васильевич. — Недели полторы назад ушел из дома и не вернулся.
— Вы обращались в милицию?
— Нет.
— Почему?
— Понимаете, я все еще надеюсь…
— Его убили, Василий Васильевич.
Минуту или две Перцов сидел неподвижно, изучая изношенность паркетных дощечек на полу, затем спросил:
— Кто это сделал?
— Мы ищем, Василий Васильевич. И надеемся на вашу помощь.
— Чем я могу помочь?
— В кармане вашего брата нашли документы на имя Слепнева Владимира Николаевича. Каким образом они к нему попали?
— Не знаю.
— А что он игрок, профессиональный игрок вы знали?
— К сожалению.
— Давно он начал играть?
— На первом курсе института.
Углубляться в биографию Перцева-младшего у Родина желания не было — и так все ясно, а вот какую роль сыграл в этой истории лох-Дима, — что лох и Дима — одно и то же лицо, Родин теперь не сомневался, — ему было очень любопытно, и он принялся раскручивать его биографию…
Дедовщина в армии, рост преступности, коррупция в верхних эшелонах власти — это звенья одной, экономической, цепи, лицо страны, отраженное в зеркале. Экономика процветает — в зеркале лицо. Человеческое. Интеллигентное. Экономика развалена — в зеркале морда. Звериная. Клыкастая. Беспощадная. Эту прописную истину Дима Перцов усвоил в Афганистане, когда собственными глазами увидел, во что превратилась некогда могущественная, прекрасно вооруженная и хорошо обученная, дисциплинированная Советская армия, а конкретно — Краснознаменный, орденов Ленина и Суворова II степени мотострелковый полк, в котором ему довелось служить.
Предчувствуя, что дело, скорее всего, кончится цинковым ящиком, офицеры пьянствовали, воровали и мародерствовали, солдаты грабили местных жителей, курили анашу, а накурившись, устраивали драки. Особенно усердствовали старички — солдаты второго года службы. У каждого из них был свой «гарем» — пять-шесть солдат-первогодков, которые выполняли то, что им приказывали. Один, допустим, стирал и заправлял отцу-командиру койку, второй драил за него туалет, третий читал вслух газеты, четвертый… В общем, работенка находилась для всех.
Перцов попал в услужение к ростовчанину Славе Макарову по кличке Макар, красивому племенному бычку — прямо хоть на ВДНХ отправляй!
— Откуда родом? — спросил он, завалившись на койку Перцова после отбоя.
— Москвич.
— О, высокий гость из столицы! — В холодных голубых глазках вспыхнула неприязнь — извечная неприязнь провинциального жителя к обитателю столицы. На чем она зиждется, не знает никто. Может, на зависти? Оттого, что жителям Москвы больше привилегий положено? Или оттого, что по складу ума и характеру москвичи иные, нежели их периферийные российские собратья — истинные, так сказать, русские, кондовые?
— Спортсмен? — задал второй вопрос Макар, похотливо рассматривая загорелую мускулистую фигуру собеседника.
— Любитель, — хмыкнул Перцов. — Восточные единоборства изучал.
— Духи об этом знают?
— Еще нет.
— А что полезного умеешь делать?
Чтобы снять все вопросы, Перцов достал колоду, бросил ее веером, одним движением собрал и показал пару примочек.
— Ловко, — сказал Макар. — Одобряю. Завтра мне травки принесешь. Как это делается, тебе ребятки объяснят. — И пошел, покачиваясь, на свое место.
Перцов приказ проигнорировал. «Обойдешься, — подумал он. — Ты мне ничего не говорил, я ничего не слышал».
Через три дня, ночью, его вырубили ударом табуретки по голове, оттащили в умывальник и жестоко избили. Очухавшись, Дима еле добрался до койки. Следующую ночь он не спал, опасаясь нападения, не сомкнул глаз и вторую ночь, а когда наступила третья, к нему подошел «дед» из Курска Ваня Славин. Сказал:
— Дима, это не люди — суки. Так что смирись, дождись своего часа.
— А когда этот час наступит?
— Сам поймешь, — сказал Славин. — Силенки еще есть?
— Есть.
— Тогда пошли.
— Куда?
— К контрабандистам, — усмехнулся Славин.
Полгода Перцов снабжал Макара травкой и полгода в нем накапливалась, словно вода в отстойнике, бродила и зрела ненависть к этому ядовито-остроумному и жестокому парню, с которым вынужден был вместе спать, есть из одной миски, ходить в разведку, участвовать в боях. Самое смешное, что они вроде бы притерлись друг к другу, да так плотно, что ни один человек, наблюдая за их действиями со стороны, не мог бы сказать,