Глава 5
Обратно ехали молча. Каждый думал о своём. Сокровенном. После всего увиденного и услышанного даже хмель из фляжки не брал, хотя осушили мы ее до дна.
Я, выходит, сейчас узнал о том, что не просто так сюда попал. Раз уж судьба вытащила меня с того света, значит, что-то ей от меня нужно. Второй шанс просто так не дарят. И я его не упущу.
Но одно не давало покоя. Генка ведь погиб в тот же день, что и я. Но Оксана пришла только ко мне. К нему — нет. Букет один купила…. Почему?
Она явно не знает, кто виноват в наших смертях, кто ее тогда похитил. А если б знала, кто убил её отца… Сто пудов устроила бы вендетту. Охоту. На Валета и иже с ним.
Как ей сказать, как раскрыть глаза? Пока не решил. В лоб не скажешь, но с этим разберусь…
Маленькая девочка не запомнила, конечно, тех ублюдских морд. Напугана была — понятно. А потом выросла и пошла в органы. Видно, чтобы заглушить боль детства. Чтобы ловить таких же, как те уроды, и этим хоть как-то душу успокоить.
Только вот вопрос — куда тогда смотрели менты, когда я погиб?
Выходит, и моё дело, и дело Геныча — глухари. Не раскрыли.
А иначе как объяснить, что Валет до сих пор красуется на баннерах?
Вывод напрашивается один, и он словно камнем раз за разом бьёт мне в лицо, будто тачке в лобовуху — кто-то его тогда прикрывал. Из наших.
Но кто?
Меня слили, и бандиты явно были готовы. Знали, что я приду один.
Хотя… я ведь был всё-таки не один. Со мной был Сёма Рыжий. Стажёр. Он же и свинтил первым, как только запахло жареным. Испугался пацан.
Он крыса? Возможно…
Но с другой стороны — стажёр. Зелёный. Что он мог?
А если всё-таки мог? Если Сёма не дурачок, а ловкач? Играл роль простачка и манипулировал. Да не-е… я в людях разбираюсь.
Но… проверить эту версию нужно. Осталось только Сёму найти. Как обустроюсь — обязательно займусь. Ведь не просто же так салага тогда напросился со мной на дело. Разговор с Палычем подслушал. Потом влез, мол, возьмите и меня.
Кстати, жив ли сейчас Пал Палыч, начальник УГРО? Лет прошло, выходит, немало, Оксана выросла, а у начальника как дела? Надо и его тоже найти. Побеседовать. Жаль только, не смогу зайти к нему и сказать по-простому:
«Привет, старый! Помнишь, как мы с тобой „Центровых“ размотали? За один вечер полбанды в кутузку утрамбовали. А как в сауне на набережной отжигали, а как…»
Нет. Так не скажешь. От этого пацана с моим именем он такое слушать не будет. Теперь всё сложно. Что ж… А кто обещал, что будет легко?
Прорвёмся.
Оксана рулила молча. Везла меня куда-то, хотя я адреса домашнего так и не назвал, вообще не до него было. В голове до сих пор шумело.
А вот почему всё-таки она даже не рассказала мне про смерть Геныча? У него тоже сегодня годовщина, получается.
Странно. Надо нащупать осторожно.
— Это у тебя машина отца? — спросил я, вкинув вопрос как бы между прочим.
— Его, — коротко, всё ещё хмурясь, ответила она. — Он тоже погиб. В тот же день, что и Лютый.
Я, как ни вслушивался, не уловил в ее интонации горечи. Совсем не так, как у моей могилы. Интересное выходит кино. Не жалует она Геныча, не жалует…
— Вот как… — протянул я, делая вид, что удивлён. — А цветов ему не купила…
— Не заслужил.
— Да? Мне кажется, твой отец был хорошим человеком.
— С чего ты взял, Макс? — дёрнулась она, губы сжала.
— Не знаю. Просто подумал… у плохого отца не выросла бы такая дочь.
— Он меня не растил. Вечно где-то шлялся — сходки, стрелки… Это что, детство? Мать умерла, а ему всё некогда. Связался с бандитами — и погиб, как бандит.
— Да? Ты уверена, что он был бандитом? Ты ведь говорила, ничего толком не помнишь…
— Да ё-моё, Макс! — взорвалась она. — Я видела, как его застрелили. Свои же подельнички! Прямо передо мной!
— Не знал. Прости…
Вот она, боль. Старая, глубоко зарытая, но не ушедшая. Обида на отца, которого так и не успела понять. Уверена, что он был одним из них. Из той мрази. А ведь Геныч был моим человеком. Негласник. И работал против тех ублюдков, за что и пострадал.
Как же ей это объяснить? Ведь нельзя, чтобы она так думала про отца… Но пока никак я не смогу. А дальше — посмотрим.
Эх… Жаль, нельзя сказать во всеуслышание, что Макс Лютый жив. Не поверят. На ПФЛ отправят, со службы спишут.
Кстати о службе… Раз такое дело, теперь я твердо намерен остаться в Отделе. Разберусь с Валетом, а Кобра мне поможет. Доберусь до этой гниды, даже если придется воспользоваться своими старыми методами. Незаконными и жесткими.
Вот только сначала надо порешать дела с нынешним начальством. И с прогулом вопрос уладить.
Машина свернула во двор и остановилась у многоэтажки. Я оглянулся — дом этот был недалеко от нашего ОВД.
— Приехали, — кивнула Кобра на железную дверь подъезда.
— Куда? — вертел я головой, и тут начал узнавать обстановку.
Лавки, старые качели, беседка с бабульками, которые грели косточки на солнышке и резались в карты.
— К твоему дому, — немного с раздражением проговорила Оксана. — Ты просил же подкинуть.
— Да, понял… — сориентировался я. — Просто мне интересно, откуда ты мой адрес знаешь?
— Господи. Забирала как-то дежурного следователя ночью отсюда. Дежурка попросила, мне по пути было.
— Какого следователя?
— Макс! С которым ты живешь, какого же еще! Все, Яровой, выходи… Завтра с Мордой договорись, чтобы взыскание не впаял. Пеплом голову посыпь, пообещай, как вы там, штабные, умеете…
— Разберёмся. Оксан… Зайдешь на чай?
— В другой раз.
Я вышел из машины, Кобра дала газу, марковник лихо шлифанул задними колесами и с заносом выскочил со двора.
А я, нащупав связку ключей, подошел к подъездной двери. Пальцы сами приложили бирку к домофону, устройство пикнуло, и я очутился внутри.
Ну, Максимушка… И где же твоя хата? Вернее, не твоя, а съемная, получается, если живешь со следователем.