Кондрат, которого Галка вчера так отстаивала перед стаей, уговаривая взять его с собой, скорее всего, поехал с ними из-за нее. Можно предположить, у них там не все еще решено, и он не совсем бывший, хотя сама Галя была заметно удивлена его приходом.
Анатолий, возможно, потому что хочет узнать о смерти друга, ну, и потому, наверное, что так же, как и Катя, считает себя виновным в его смерти.
Она взглянула на Толю, он тоже сейчас смотрел на нее, но как-то странно, словно хотел что-то сказать, но не решался.
Иркин двоюродный брат Гоша выступал проводником, потому как именно он договаривался со всеми, включая золотников, у которых на площадке должен приземлиться их вертолет.
– Это самая ближайшая площадка, – сказал он им вчера вечером на спонтанном собрании, почему-то сильно смущаясь, – но до точки, которую вы указали придется все же пройтись. Ближе к ней вертолет сесть не сможет. Там недалеко. Если утром выйдем, на следующий день к вечеру уже можно вернуться. Получится всего одна ночь в тайге.
Все ничего, но он как-то уж сразу стал с ними вести себя, как их подчиненный. Четко и беспрекословно выполнять команды Дениса и Анатолия, попутно выясняя про «Платинум арену» и телефонные номера, с которых им звонила псевдо-Ирка.
«Хотя, может. я надумываю, – продолжала размышлять Катя под гул вертолета, – и Гоше просто самому интересно, кто же так бесстыдно пользуется именем его сестры».
Вот вроде бы все логично, все правильно, но чувство какой-то наигранности все равно не покидало ее. Возможно, это из-за тех самых дурацких записок, которые им отправляли, чтобы манипулировать. Но кто же этот кто-то? Как выяснилось, все живые участники того похода сейчас здесь. Галина вчера рассказала о самоубийстве Ангелины, что вызвало у всех шок, а Гоша выяснил, что родители Валентина через год после его пропажи уехали к старшему сыну в Европу и остались там жить, ни разу за это время Родину не навестив.
Все, остальные здесь. Так кто мог присылать им записки, причем на одной, той, что нашел Гоша в Иркиной двери, была карта Ирины, а на второй, что вместе с шарфом, кстати, Валькиным шарфом, закинули в окно к Алле, была карта Валентина.
Найти в тайге дерево без карты – невозможно. Была она у них и пятнадцать лет назад, Валька ее подрезал в архиве. Он рассказывал, что эту карту рисовал какой-то эвенк для следователя. Конечно, ту они сожгли, когда нашли сойку и, взяв современную карту, нанесли на нее правильную точку. Причем Валька придумал порвать карту, как режут торт, с центром в нужной точке. Тогда кто-то один не смог бы, имея лишь свой клочок карты, воспользоваться ей единолично. Никто бы это не смог сделать по памяти, вокруг тысячи таких же деревьев. Если кто-то хотел отыскать сойку, то карта ему нужна обязательно.
Что удивительно, все остальные тоже, как ни странно, сохранили свои кусочки, даже Катя, у которой от жизни остались одни клочки, умудрилась сохранить свою часть. Почему? Раньше бы она не нашла ответа. Сейчас же, сидя в гудящем вертолете, она знала это точно. Как память, как надежду, что Валька жив и он вернется однажды, соберет их всех и скажет: «Пойдемте, ребята, за сойкой».
А может, это и есть ответ на вопрос. Они все едут туда за Валей?
Вертолет, немного ударившись о землю, все же благополучно приземлился на специальной площадке, нащупав равновесие. Гул начал стихать, а вывод, к которому только что пришла Катя, наоборот, вскружил ей голову.
Они все молча едут туда, подчиняясь каким-то запискам, потому что надеются, что это им пишет Валька, что он жив.
Глава 11
С почином
Осуждение стаи – самое большое наказание провинившемуся.
Закон стаи
Амурская область, июнь 2014 год.
– Бродит по земле печаль – не красавица
И в подружки всем подряд набивается.
Одному прочтет мораль – не стесняется,
Ну а с кем-то, говорят, не прощается.
Я ж гнала старуху прочь завидущую,
Уводила от ворот бабу злющую;
Только ночью она вновь возвращалась,
И утра со мной печаль дожидалась.
Так сидим мы с горемычной под лесенкой,
Развлекает меня старая песенкой,
Все поет и не дает мне опомниться,
Но, а время-то, оно не воротится.
Не воротится, не воротится, не воротится…
Пока Катя пела, все молчали и слушали ее грустные строки. Было в них что-то настоящее. И дело было даже не в тексте, он был как раз несколько корявым. Дело было в исполнении. Оно было такое печальное, словно бы Катя не пела песню, а рассказывала им свою историю, которая болела и кровоточила, а потому была очень честной. Денис же и вовсе был заворожен ее исполнением, вдруг ему показалось, что все, что в его жизни было до этого момента, было лишь подготовкой, а настоящая жизнь начинается сейчас, здесь, в вагончике, что им предоставили золотники.
Когда Катя отложила гитару, наступила звенящая тишина. Первым решил нарушить молчание Федор:
– А ты молодец Галка, что гитару захватила, – сказал он. – Я, если честно, уже лет десять ее в руки не брал, а ведь раньше и дня без нее не проходило. Она и помощник, и друг, и успокоительное, если надо. Закружила как-то жизнь, и показалось, что вот это вот все – гитара, друзья, походы – все это детство, все ненастоящее, ненужное. Главное в жизни – это деньги, и вот за ними надо бежать без оглядки. Больше, больше, еще больше. А сейчас, под пение Кати, я отчетливо понял, что кого-то я уже никогда не догоню, кто-то же не догонит меня. Надо радоваться тому, что есть, и уже начать просто жить.
Он просто слово в слово проговорил то, что чувствовал сейчас Денис.
– Кстати, золотники оказались нормальные ребята, какие-то настоящие, простые, давно я таких не встречал, – добавил он. – Как-то после их рассказов захотелось бросить все и остаться здесь с ними на вахте.
Денис уже четвертый день не брил бороду, у него появилась брутальная щетина. Вкупе с костюмами, надо сказать, очень удобными и практичными, которые им всем купил Анатолий для похода, он и так выглядел одним из них.
– Да, – согласился Федор, – неплохие и вагончики, и ребята.
– Мы как-то все не заметили, как сильно изменились,