„Мы подали пример... — продолжает уже Фугенфиров, — ив городе потихоньку стали организовываться новые оркестры и джаз-банды. Первым, после ресторанного оркестра Хазанкина был безусловно оркестр „Госкино" Коморского. Причем состав оркестра был более близок к джазу, да и музыканты поискусснее. Вскоре они нас переплюнули и мы отошли как бы на второй план. А в „Пролеткино" стал играть оркестр отличного пианиста Павла Головачева, который пытался собрать лучших музыкантов города... Таким образом, к рубежу 1935 года в городе было уже три больших конкурирующих оркестра...
Нам всем предлагали выступать по радио, но возможности студии были маленькие. Директора кинотеатров требовали после просмотра новых кинофильмов быстро переписывать мелодии, аранжировать их и играть перед сеансами.
Музыка была типичной для советского кино — сплошь отечественные композиторы, нечто ритмическое. В ресторанах музыка была ближе к джазу, так как мы не испытывали никакого давления и контроля.
Пользовались мы официальными аранжировками, которые присылал нам Цфасман. С американскими нотами было посложнее, но и их доставали неведомыми путями. Хазанкин привез не так уж много нот, причем часть из них просто не подходила к нашему составу, а часть оказалась очень сложной. „Переснимать" музыку с пластинок мало кто умел, так что брали в основном то, что издавал Музфонд, а своих композиторов и аранжировщиков не было.
В конце 1933 года был открыт Новосибирский передвижной деревенский театр (с 1942 — Облдрамтеатр, с 1992 — „Старый дом"), который организовывал агитбригады, и многие музыканты подались на гастроли. Одновременно в городе открылось отделение ГОМЕЦ (Государственное объединение музыки, эстрады и цирка), чиновники которого в большинстве своем не только о джазе, но и о музыке не имели ни малейшего понятия. Однако они пытались навести порядок с ансамблями и репертуаром на свой лад..."
Новая советская музыка, которую джазом можно было называть пока только условно, постепенно из кинотеатров и ресторанов стала проникать и в другие сферы городской и общественной жизни. Этими местами стали клубы и сады отдыха, где проводились всевозможные гуляния, празднества и просто вечерние танцы. С 1934 года активно работали сад Сталина, Петухова, Кирова, с 1937 — сад имени XX-летия Октября. Из клубов самым известным был Дом Красной армии. Всюду на этих эстрадах и танцплощадках звучала музыка, которую сейчас мы называем довоенным джазом.
Исследователи этого феномена в советской стране придерживаются мнения, что в СССР довольно явственно определилось три тенденции в развитии эстрадно-джазового искусства.
Первая была представлена ранними эксцентрическими ансамблями типа ансамблей В.Я. Парнаха или Леонида Варпаховского. Очень часто инициаторами таких оркестров выступали театральные деятели. Подобные оркестры, представляющие собой, в сущности, музыкальную буффонаду, в Сибири не получили развития.
Вторая тенденция выражалась в стремлении исполнять инструментальную танцевальную музыку. Во главе таких оркестров, как правило, оказывались композиторы, аранжировщики или просто талантливые инструменталисты. Этот тип джаз-оркестров был наиболее распространен. В Сибири тоже.
Третья тенденция проявилась в создании театрализованных эстрадных представлений и вела она начало от Теа-джаза Л.О.Утесова. В центре таких оркестров оказывались артисты эстрады. Такой тип оркестров был характерен для столичных и крупных городов. В Новосибирске их создание было невозможно из-за отсутствия творческих кадров.
Принимая во внимание наименования типа „джаз-оркестр", „джаз-бэнд", „теа-джаз", „эстрадно-танцевальный оркестр" и тому подобное, мы должны иметь в виду, что само понятие „джаз" на протяжении десятилетий претерпевало немалые изменения. Каждое поколение предлагало свое толкование и предписывало джазу то или иное место в ряду других искусств. Многие составы правильнее было бы назвать эстрадными. Термин „эстрадный оркестр" впервые появился в „Записках актера" Л.О.Утесова, а с 1948 года так стал официально называться его оркестр. Но талантливые аранжировщики и исполнители, хорошо почувствовавшие природу джаза, вносили заметный „джазовый" вклад в советскую эстрадную и танцевальную музыку, подготовив тем самым будущий высокий уровень оркестрового свингового исполнительства в конце 50-х и в начале 60-х годов.
В Новосибирске основная масса ансамблей, исполнявшая довоенную джазовую советскую музыку, состояла (кроме вышеназванных) из духовых оркестров, или небольших по составу (5-6 человек) ансамблей с солистом на духовых. Отношение молодежи к этой музыке было, естественно, самое доброжелательное. Отношение властей также достаточно позитивным: кинотеатры, рестораны и парки стали рентабельными, молодежь не слонялась по городу, поубавилось работы для милиции, хотя танцплощадки, особенно в рабочих районах, нередко превращались в этакий сход уголовных элементов.
В музыкальной среде Новосибирска, как и в других городах СССР, оценки новой музыки были очень противоречивы. Интересующимся настоятельно рекомендую две работы, вышедшие в СССР: „Советский джаз“ Алексея Баташева (главы „Путь к мастерству" и „Джаз и советская массовая песня") и статью Владимира Фейертага „Джаз на эстраде" (стр.285-303) в книге „Русская советская эстрада 1930-45 гг."
Конечно, противников у джаза было много, так как официальные идеологические органы весьма волновал факт „озападнения" того нового пласта музыкальной массовой культуры, которая в истории обозначена, как массовые советские песни и танцы.
„Фокстрот, танго, румба... Снова фокстрот... Других танцев не увидишь на вечерах новосибирских клубов. Для клубных оркестров с некоторых пор стало неписанным законом играть только западные танцы. Вальсы или народные пляски оркестры не исполняют. Танцующие пары подчинены репертуару оркестров и в клубных залах властвуют танго и румба. Но и эти западные танцы наши юноши и девушки танцуют шумно перенимая скверные манеры так называемых „харбинцев", воссоздающих кабацкий стиль фокстрота..." — так писала в те же дни местная пресса.
Да, выходцы из Китая, где русские кварталы были не так уж невелики, везли с собой исключительно прозападную музыкальную культуру, которой были насыщены города с многонациональными обычаями, со своим жизненным укладом, в том числе и музыкальным. Но теперь слово „джаз" стало достаточно распространенным, легальным и известным любому. Причем использование этого термина порой было просто необходимо, так как любой самый захудалый оркестр должен был именоваться джазом, не важно, имел он отношение к джазу или не имел. Слово „джаз" стало своего рода символом передового, хотя местная провинциальная печать, скромно и деликатно оборачиваясь на Москву, старалась не вести особых дискуссий. Упоминались в газетах, чаще в рекламных подвалах, джаз-оркестры, джазовые трио и даже джазовые (?!) певицы. Никто этих терминов не объяснял.
Критика тоже вниманием новый жанр