Правда, наш Публий Цетег совершенно не проявляет ни одной из специфических особенностей, выделявших «египтян» на протяжении многих поколений — военных, дипломатических и ораторских сверхумений и сверхспособностей, широкой и глубокой образованности, особого интереса к религии, связей с Египтом и Востоком, — такое впечатление, во время долгого выпадения рода из большой политики и из-за наследования великому Цетегу не по прямой линии, он практически ничего из этого уже и не получил от отца и других своих старших родичей, разве что какие-то крохи, которые ему помогли (хотя главными его ресурсами стали, кажется, энергия и политическая одаренность) самостоятельно пробиться сначала в известные, а потом и в ведущие политики.
Вот что Цицерон говорит об ораторских способностях Цетега:
Красноречия его как раз хватало для выступлений по государственным делам, которые он полностью постиг и понимал до тонкостей, так что в сенате его уважали не меньше, чем мужей консульского звания; но в уголовных делах он был ничто, а в частных — не более, как ловкий стряпчий.
Другой признак, что Цетег выпал из «обоймы» «египтян» — то, что начинал политическую карьеру он у их противников, марианцев и консерваторов.
Родился он, наверное, где-то между 130 и 120, то есть в 75 году ему было от 45 до 55. Впервые Цетег появляется в истории как один из сторонников Мария, уже в списке приговоренных Суллой к смерти после взятия Рима в 88 году. При марианцах, в 87-84, он возвращается в Рим и, может быть, уже тогда становится претором. В 87, когда Сулла высадился в Италии, к Сулле явился и Цетег, прежде злейший его противник из партии Цинны и Мария, изгнанный вместе с ними из Рима. Теперь Цетег пришел к Сулле в качестве умоляющего о защите и предоставлял свои услуги на все, чего Сулла ни пожелает (Аппиан). Цетег обещает осажденным в Пренесте Марию младшему и компании прощение (после сдачи города Сулла прощения не дает). Дальше неизвестно, следующее появление Цетега – это уже известное вам упоминание его как вроде бы лидера большинства сенаторов, блокировавшего борьбу с Лепидом в 78.
Выше я написал, что выходит, Цетег начиная с 78 оттеснил ближайших к Сулле людей первого ранга, и сам объединил и возглавил основную массу рядовых сенаторов-сулланцев. В великой статье Тваймана («Помпей и Метеллы», на которую я здесь не устану ссылаться), где подробно разобрана эта тема, очень здорово реконструировано, что Цетег смог дать рядовым сенаторам в обмен на их лояльность в политике конкретные способы зарабатывать и получать свою вполне материальную долю от принадлежности к клике и реализации общей власти и влияния. То, что из себя представляла и чем занималась в 70-х значительная часть сулланских педариев, попавших в сенат в общем-то не по способностям и заслугам, очень наглядно и в лицах описывает Цицерон в речи «В защиту Клуенция Габита»[23] — это такие мелкие, шустрые и жуликоватые деятели, активные и беспринципные, озабоченные монетизацией внезапно привалившего статуса. Прежде всего они реализуются в этом качестве в судах, когда попадают в присяжные, продавая свои голоса присяжных, по возможности сразу обеим сторонам. Самые деловые и активные из них выходят в решалы, устраивая сговоры и продавая голоса своих коллег уже оптом. Самый активный описанный Цицероном решала, Стайен, когда попадается на взятке и попадает под суд, бежит за помощью… ну да, к Цетегу. Цицерон (дело происходит тоже в 74 году):
Ведь этот довод насчет примирения Стайен либо сам придумал по горячим следам, когда его взяли за горло, либо, как тогда говорили, сочинил эту басню о примирении, следуя совету Публия Цетега. Ведь вы можете вспомнить распространившиеся тогда толки о том, что Цетег, ненавидя Стайена и не желая, чтобы государство страдало от его нечестных выходок, дал ему коварный совет, понимая, что человек, признавшийся в том, что он, будучи судьей, тайно и без внесения в книги взял деньги у обвиняемого, не сможет вывернуться. Если Цетег при этом поступил нечестно, то он, мне кажется, сделал это потому, что хотел устранить своего противника; но если положение было таково, что Стайен не мог отрицать, что он получил деньги, причем самым опасным и самым позорным для него было признаться, для какой цели он их получил, то Цетега нельзя упрекать за его совет.
То есть я вижу в этом очень недоброжелательном, сделанном 10 лет спустя после событий и по слухам пересказе событий Цицероном примерно следующее: наиболее активные «лейтенанты» организуют группы педариев-сулланцев на разные дела, а в случае проблем обращаются за прикрытием и помощью уже наверх, к Цетегу, и дальше выполняют его «советы». Понятно, что по такой же лесенке сверху вниз они получают от Цетега указания, как надо голосовать (за сверх-империй Антония, командование Лукулла, и т.д.). Мы об этом дальше ещё поговорим, когда дойдем до Красса.
В чем нет совершенно никаких сомнений – в том, что лидером сулланцев в 74 был именно Цетег.
(Мой основной метод исследования – применение законов и принципов «Теории власти» Щеглова, Хазина и Солохина (palaman) (asterrot ещё до них исходил из той же аксиоматики, я у него ей научился) к римской политике. По этим законам политические группы — долговременные образования, построенные иерархически и пирамидально, подобно «феодальной лестнице». Соответственно, верховный лидер группы, «король», как правило, один (римская реальность, которую мы здесь разбираем, часто оказывается сложнее, но в целом законы власти в ней по-моему действовали, иначе у меня бы анализ не получался и вы бы меня не читали).
Из-за того, что срок полномочий магистратов в Риме был только год, и занимать высшие должности несколько раз подряд было обычно невозможно, лидеры политических групп Республики не обязательно имели высший формальный статус по сравнению с другими участниками группы, иногда их подчиненные-вассалы по тем или иным обстоятельствам их обгоняли по формальным рангам. И при этом лидеры во многих случаях не действовали открыто и сами, направляя группу из тени и выставляя для активных действий членов группы, занимавших магистратуры, или просто более молодых и активных. Поэтому иногда лидер группы в тени, действуют за группу другие люди, притом не всегда в унисон (политика – сложное дело), в источниках пробелы. Или они замечают только самых активных, и даже если