— А мой Образ разве ничего этого не знает? Обязательно с хронометром вашим? И как определю, когда наступает полночь? — опешил я от первого же вопроса, вернее, от первого на него ответа.
— Образ и знать не должен, что ты там бродить будешь. Не хватало ещё каких-нибудь временных петель. У вас разве правил насчёт прошлого нет? Что туда нельзя соваться? — разразился Пещерыч строгими поучениями.
— Вроде есть. Но мне же, всё равно, его нарушить придётся. Я на целую неделю раньше явлюсь… Или должен явиться? — растерялся я, да так, что всё в голове перепуталось.
— Ты же ради спасения мира прибудешь. Сказку расскажешь самую, что ни на есть, правдоподобную. А в первый раз всё должен сделать инкогнито. И перемещаться не через пещеры будешь, не по цепочке, а по открытому космосу. Втиснешься в гибридный скафандр, и вперёд.
— Гибридный? Я кубик надевал однажды, а не гибрид. Растёкся на мне… Или вокруг меня, — пролепетал я, признаваясь, что уже знаком с кое-каким Скафандром Васильевичем.
— Он и есть. А гибрид он из-за его конструкции. Он живой. Состоит из специальных частичек и необычных микроорганизмов, наученных питаться особым веществом вселенной. Не всегда им, конечно, а только для совершения перемещений в пространстве.
Изнутри микроклимат и среду сохраняет. Дышать в нём можно. Опять же, из вещества вселенной всё, что необходимо, вырабатывается этими дрессированными или, лучше сказать, умными бактериями.
А ты не знал, как из своих пещер на астероид попадал? Там везде стоят двусторонние мембраны из этих бактерий в том числе. Магия, думал? Чудо?.. Учись всему, пока не ударился в ересь или псевдонауку.
— Из-за каких-то дрессированных блошек я путешествовать умею? Скажете тоже, — решил я, что Пещерыч потешается надо мной, наивным ребёнком.
— Отнюдь. Они тебя особо поляризуют или расщепляют, не знаю, как доходчивей объяснить. Ты временно за гранью реальности становишься, никто тебя сразу после этого костюма разглядеть не в состоянии. Только спустя некоторое время окончательно материализуешься. Заново по памяти отстраиваешь все свои… То есть, из особого подпространства собираешься сам в себя.
— Я что, из-за скафандра привидением стану? — изумился я новому открытию.
— Так-так. Вижу не готов ты ещё ко всему такому. Ну, да, делать нечего. Извини, если напугал. Тогда тебе сказку рассказать, что ли, не с ложью, а с намёком?
Давай так сделаем. Сейчас отвлечёшься, успокоишься, соберёшься с силами и ещё нам одну главу из земной истории расскажешь. А сам вечерами обо всём подумаешь, обмозгуешь, как следует. Когда я тебя в следующий раз прерву, тогда и поговорим. Может, сразу обуешься в свой кубик и сходишь в разведку. Для закрепления, так сказать, пройденного материала.
— Но мой кубик на земле остался. Как я его обую, если он… Если он в будущем только появиться должен?
— Чудак. Тебе никто ещё его не делал. Он же именным будет. Из тебя будет сделан. Только ты... или твои двойники… Твои близнецы или твои временные воплощения смогут им пользоваться. И это тайной будет. Ото всех. От людей, от властей, от миров, от мамки миров. Только твой Бог обо всём знать будет, — прочитал сногсшибательную лекцию дух.
— Как это, временные? И каким способом он меня угадает? Я про скафандр, а не про Бога. Накаркал своими мыслями, что он Скафандр Васильевич, так вы сразу же пошутить решили?
— Потом всё объясню. А сейчас пора на работу. Соберись. Я активирую экран, а ты, как приготовишься, стартуй, — пообещал Пещерыч и затих.
Я развалился на диване, но думать о чудо-скафандре по отчеству Васильевич и своих временных воплощениях не перестал.
Недолго поглазел на экранные узоры и начал продолжение рассказа с того места, когда только-только прилетел из ледяной тучи на Фортштадт.
* * *
— Я живой! — громко кричит кто-то рядом со мной, и я открываю глаза.
Школьный класс. За окном стадион с зелёной травкой. Я за своей партой, но сижу почему-то один. Братья и сёстры тоже расселись поодиночке и о чём-то сосредоточенно думают, а на партах у нас разноцветные камушки, веточки, ягодки, склянки со всякой ерундой…
…Неправильно так. Отвечать нужно: «Здравствуй, четвертинка». Тоже мне, лётчик. А затормозить? — подумал я и почувствовал, как снова нестерпимо заныло в груди, а потом кубарем полетел вниз, точно так же, как после нашего с Укропычем бегства из Третьей больницы.
«Всё повторяется? Точно. Всё повторяется», — перепугался я до невозможности, и чтобы снова не обморозить глаза, крепко зажмурился, а потом закричал Скефию:
— Можно меня затормозить?..
* * *
— Стоп! Снято! Молодец! Получилось, как нельзя лучше. Снова полёт, падение, и возможность домысливать всякое. И опять в трое суток уложились, — прервал меня Пещерыч на самом интересном месте.
— Опять вы? Я же должен объяснить, что две моих половины…
— Ты сам ещё не понимаешь, что с тобой было. Отдыхай. Пораскинь мозгами. Спроси у души, что и как тогда было, авось надоумит. Вежливо попроси. Объясни ей, что для дела нужно.
— А то что вспомнил двух или трёх… Много своих разновозрастных половинок, это нормально, по-вашему? — чуть ли не обиделся я на Пещерыча.
— Нормально-нормально. Я даже обещанную сказку не расскажу, пока ты с душой не посоветуешься. Чтобы сосредоточился на более значимом. На одном важном предмете, а не на нескольких.
Завтра не рассказывать будешь, а рассуждать о фракталах, о фибрах. Это запчасти такие. Душевные запчасти. Поймёшь сам. Потом моя сказка будет. А сейчас, занимайся своими делами.
И вот ещё, что. По секрету скажу, что Барбария уже насобирала твоего материала для обучение бактерий и на программирование их в твою скафандровую сторону. Завтра… Завтра всё объясню, — рассмеялся мой слушатель и затих, оставив меня у разбитого корыта догадок и страшилок.
* * *
В тот вечер я не только гулять не пошёл, я даже от десерта отказался. Неслыханно. Сломал устоявшуюся традицию. Недельную, не шутка. Так меня ошарашило, что заблудился сам в себе.
Ещё ночью не пойми, что приснилось. Нечеловеческий треугольно-сборный облик…
Или это я сам нечеловеком был? В общем, на следующий день почти до обеда обо всём думал, соображал. Пытался через духовку с душой общаться. Через её зеркальную дверцу. Не получилось. Не захотела. Может, ночью уже всё, что могла,