Аиша вспомнила о дневниках Сновидца. Несмотря на предостережения брата, родителей и друзей, упорно советовавших не читать этих странных текстов, девушка вновь и вновь искала в дневниках что-то похожее на свои ощущения, вызванная раскиданной по пространству темной материей, через которую то и дело пролетал звездолет. Временами Аише казалось, что ее сны как-то связаны с обнаруженными на планете b кристаллорастениями.
Нейрочип послал сигнал вызова.
– Да, Андромеда Сирусовна, иду, – сказала девушка возникшей перед ней голограмме главного ксенопсихолога.
В комнате для совещаний уже собралась вся команда: математик Вадим Петрович, осунувшийся и явно не выспавшийся; доктор Линь, биолог, с неизменной улыбкой, скрывающей, как правило, неудовольствие; и, конечно, сама Андромеда Сириусовна, обычно добрая и улыбчивая, когда вела уроки ксенопсихологии в детских группах, но сейчас строгая и сосредоточенная.
– И так, – сказала Андромеда, – приступим к нашему мозгоштурму. Как вы уже знаете, за последние восемь лет мы предприняли уже более сотни попытоквступить в контакт с аборигенами Проксимы Центавра b. И все безрезультатно. Мы пробовали и радиосвязь на различных частотах, и световое излучение, и даже пробовали кодировать сигналы, модулируя радиацию, сходную с излучением их красного карлика. Мы даже меняли способ кодирования информации. Результат нулевой – нам так и не ответили. Слушаю ваши идеи, товарищи.
– Я полагаю, на Проксиоме Центавра b нет разумных существ, – заявил доктор Линь.
Воцарилась напряженная тишина. Андромеда Сириусовна прищурилась, глядя на биолога.
– Доктор Линь, это идет вразрез с фактами. Кристаллорастения способны синтезировать сложные химические соединения, разрушающие металлы.
– Это еще не говорит о наличии разума. Земные растения тоже способны выделять вещества, отпугивающие насекомых-вредителей. А уж в организме животных осуществляется вообще очень сложный синтез. В том числе и не разумных. Поэтому я предлагаю рассмотреть альтернативную гипотезу: на Проксиме Центавра b существуют существа, имеющие мощный защитный панцирь, который может разрушить только агрессивная среда, такая, что уничтожила нашего робота.
– Я вас услышала. У кого есть иные предложения?
Вадим Петрович вздохнул, потер виски и откашлялся.
– Я предлагаю изменить подход к кодированию информации, – сказал он, – Мы все время пытались транслировать математические последовательности, геометрические фигуры, пиктограммы… Может быть, они просто не понимают наш язык.
– И что вы предлагаете, Вадим Петрович? Петь им серенады? – съязвил Линь.
– Нет, не серенады, – ответил Вадим Петрович, стараясь не обращать внимания на колкость доктора Линя. – Я предлагаю использовать хаос.
Андромеда Сириусовна подняла брови.
– Хаос? Поясните.
– Мы все время пытаемся навести порядок в передаваемой информации, сделать ее максимально четкой и понятной. Но, может быть, они воспринимают мир совершенно иначе. Может быть, они лучше понимают случайные, непредсказуемые последовательности. Вспомните музыку. Она состоит из нот, которые можно описать математически, но ее смысл не в строгой последовательности, а в эмоциях, которые она вызывает.
– И что вы предлагаете? Транслировать им случайные шумы? – спросил Линь с иронией.
– Нет, не совсем, – ответил Вадим Петрович. – Я предлагаю использовать фракталы.
– Фракталы? – переспросила Андромеда Сириусовна.
– Да. Фракталы – это самоподобные структуры, которые повторяются в разных масштабах. Они встречаются в природе повсюду: в форме облаков, в строении деревьев, в очертаниях береговой линии. Может быть, они воспринимают мир как огромный фрактал, и тогда мы должны общаться с ними на их языке.
Андромеда удивленно покачала головой.
– Смелая идея. Но… боюсь, неосуществимая. Как вы вообще это себе представляете: кодировать сообщение через фракталы?
– Вообще-то в его идее есть здравое зерно, – вмешалась Аиша, – я читала лекцию профессора Лебермана. Он утверждает, что «мы слишком увлеклись поиском себя во Вселенной», и действительно рискуем упустить возможность контакта с иным разумом, когда встретимся с ним. То есть, мы можем просто не признать в нем разума. Как и он в нас, собственно говоря.
– Леберман был идеалист. В последние годы жизни его посещали весьма странные идеи… в том числе и религиозные.
– А вот у меня другие сведения, – сказал Вадим, – современники Льва Лебермана утверждали, что он обладал критическим мышлением и всегда строго следовал научному методу. И даже к своим смелым идеям о «разуме Вселенной» относился весьма скептически. Иными словами, он был настоящий ученый.
– Тем не менее, то, что он выдвигал странные гипотезы, это факт! – твердо проговорила Андромеда.
– То, что мы, используя нашу методику контакта, пока не добились никаких результатов, тоже факт! – парировала Аиша.
– Значит, нужно изменить методику.
– Вадим Петрович это и предлагает.
– Но… самая идея… она звучит… дико!
– Тем не менее. У нас мозговой штурм. Мы должны выслушать все идеи, в том числе и те, что кажутся нам бредом.
– Хорошо. Вадим Петрович, продолжайте.
– Мы можем использовать алгоритм Мандельброта, – ответил тот. – Он создает бесконечно сложные фрактальные структуры на основе простых математических формул. Мы можем модулировать параметры этого алгоритма, чтобы передавать различные сообщения.
– И что мы им скажем? – спросил Линь, все еще скептически настроенный. – «Привет, мы с Земли. Вот вам кусок хаоса»?
– Мы можем передать им информацию о себе, – ответил Вадим Петрович. – О нашей планете, о нашей цивилизации, о наших чувствах. Мы можем создать фрактальную карту Земли, фрактальное изображение человеческого лица, фрактальное представление наших эмоций.
– Звучит… странно, – сказала Андромеда Сириусовна. – Но, возможно, в этом что-то есть. Доктор Линь, что вы думаете?
Линь пожал плечами
– Я по-прежнему считаю, что на Проксиме b нет разумной жизни. Но, если мы хотим продолжать попытки контакта, то почему бы не попробовать что-нибудь новое? В конце концов, хуже уже не будет.
– Да, хуже не будет, – вздохнула Андромеда, – если не считать, что мы снова потратим энергию. Тем не менее… Если наши методы не работают, мне больше ничего не остается, что как попробовать «бред»… Вадим Петрович, сколько времени вам потребуется, чтобы разработать этот ваш «фрактальный протокол»?
– Именно для «фрактального протокола», думаю, одного года мне