И, как оказалось, это всё я делал не зря, так как в аккурат под утро вышел к путевому стану. И тут я встал перед дилеммой: пойти дальше или зайти к чаровнику, отвечающему за этот стан, и поговорить с ним. Долго не мог принять решение, но в итоге решил зайти.
Изба управляющего путевым станом — его здесь называли становым приказником или просто становым, находилась чуть в стороне от постоялого двора и конюшен. Невзрачная, невысокая, слегка перекосившаяся, с крышей, требующей ремонта, она выглядела довольно непрезентабельно. Но это снаружи — внутри всё было иначе.
Рабочая комната станового была светлая, чистая и очень тихая — толстые деревянные стены полностью заглушали шум снаружи. Пахло воском, пергаментом и прогретыми смолами. Два длинных стола, покрытых красным сукном, были заваленные свитками, книгами, писчими принадлежностями и какими-то совершенно непонятными мне штуками — возможно, магическими, так как некоторые из них слегка светились.
А на стене висела огромная карта Девятикняжья. Цветная, с десятками меток, линий, колец, символов. Тонкие золотистые нити соединяли города, деревни, заставы, станы. У меня аж глаза разбежались при виде этой удивительной карты — очень захотелось её внимательно рассмотреть.
Хозяин этой комнаты сидел за одним из столов и что-то писал гусиным пером в толстом журнале. Одет он был в тугой кафтан вишнёвого цвета, вышитый знаками, которых я не знал, и застёгнутый у горла серебряной фибулой — возможно, это была его униформа. Когда я вошёл, становой не сразу обратил на меня внимание — сначала дописал что-то и лишь затем отодвинул журнал и чернильницу, поднял голову и посмотрел на меня.
Я сразу его узнал — он лично приходил нас поприветствовать, когда мы прибыли на этот стан, а потом очень долго о чём-то разговаривал с Долгоем. Уже далеко не молодой — лет под шестьдесят-семьдесят, полностью седой и морщинистый становой приказник при этом обладал очень хорошим для его возраста телом: не сухой, но и без капли лишнего жира, с хорошей осанкой. И с очень умным, проницательным, я бы даже сказал, цепким взглядом.
— Тепло и свет тебе, брат Истинного огня! — поприветствовал я станового.
— Тепло и свет тебе, княжич! — ответил чаровник, сразу давая понять, что узнал меня, и рукой указал на лавку возле стола.
— Я вижу, ты меня не забыл, — сказал я, усаживаясь на лавку.
— Да как тебя забыть, когда с вечера только о тебе и разговоров?
— И что говорят?
— Что ты из темницы убежал, тюремщика убил, — ответил становой. — Что ищут тебя теперь по всему княжеству, что князь большую награду за тебя назначил.
— За живого или за голову?
— За живого.
— Это радует, а активно ищут?
— Должны активно: посты усилить на дорогах, охрану на рубежах, постоялые дворы проверять. А как оно на самом деле, кто знает?
— Ты теперь должен будешь донести князю, что я сюда приходил? — спросил я.
— Я должен только моему удельнику и стоящим выше него братьям, — ответил чаровник. — Всё, что касается твоих отношений с князем, меня не интересует. Братство держит нейтралитет. Ты не совершил преступлений против братства, ты не распространяешь скверну, значит, для меня ты такой же, как все остальные.
— Это хорошая позиция, и она мне нравится, — признался я. — А скажи, брат, Истинного огня, ты можешь одолжить мне немного денег? Я пришлю тебе их — вышлю сюда, как только доберусь до дома.
— К сожалению, я должен тебе отказать, княжич. Я ведь сказал, что братство держит нейтралитет.
— Я верну в двойном размере. Или даже в тройном. Или ты боишься, что я обману? Я могу написать письмо отцу, он вернёт деньги в любом случае — даже если со мной что-то случится.
— Дело не в деньгах. Я вообще не имею права с тобой сейчас разговаривать, так как тебя ловят, а братство держит нейтралитет.
— Но я княжич, и ты сделал для меня исключение. Благодарю тебя за это.
— Мне неважно, кто ты: княжич или крестьянин. Ты помог зашибить камнерога, ты помог братству, поэтому я закрываю глаза на то, что ты беглый.
— Закрываешь, но денег не дашь? — поддел я чаровника.
— Это уже открытая помощь и, соответственно, конфликт с новым князем, — ответил тот.
— Новым князем? — переспросил я. — Станислав уже официально стал Крепинским князем?
— Крепинским князем стал его сын — Далибор.
— Быстро они, однако. Но, может, всё-таки как-то решим вопрос с деньгами? — не сдавался я. — Ну в виде исключения. Раз вы все так цените, что я камнерога пришиб.
— Нет, княжич, — ответил становой. — Я очень ценю, что ты помог брату Долгою, мы даже не взяли с твоего отца плату за прошлое сопровождение в качестве вознаграждения, но братство держит нейтралитет.
— Лучше бы ты мне сейчас эту плату отдал, — в сердцах произнёс я, и тут же мне в голову пришла светлая мысль: — Кстати! Я сюда через лес шёл и по пути пришиб мрагона. За него мне что-то положено?
— За голову мрагона положено от двадцати до пятидесяти печатей в зависимости от размера зверя, — спокойно ответил чаровник. — Но нужна голова.
— Ты не веришь, что я его убил?
— Если ты пришиб камнерога, то тебе вполне по силам и с мрагоном справиться. Но мне нужна голова для отчётности. Я не могу просто так раздавать печати.
Похоже, бюрократия — она и в Африке бюрократия, и в этом удивительном мире тоже.
— Принеси мне голову, и получишь деньги, — резюмировал становой.
— Несмотря на нейтралитет? — уточнил я.
— Это не будет считаться помощью беглому. Это плата за убитого зверя.
Да уж, знал бы — захватил. Но с другой стороны, а как бы я её показал? Там же следы огня остались в пасти и горле. У братства явно по этому поводу возникли бы вопросы.
— Далеко возвращаться, — вздохнув, сказал я. — От этого места я сюда всю ночь шёл. Но, чтобы ты не думал, что я тебя обманываю, могу на карте показать, где