Мягкий климат и тёплое лето позволяли ночевать прямо на земле, поэтому я выбрал себе местечко — такое, чтобы ветер дул от меня на бродяг, а не наоборот, и улёгся под раскидистый бук, положив под голову свёрток с мечом. Спать я не собирался, мне надо было просто дождаться рассвета, не привлекая к себе внимания.
Едва начала заниматься заря и вовсю закукарекали петухи, я направился на рыночную площадь. Добрался до неё, когда небо было ещё молочно-серым. Ветерок гнал утреннюю прохладу, булыжники, которыми площадь была вымощена, были ещё влажны от росы. Привычного гомона на рынке ещё не было, но жизнь уже кипела.
В центре площади возвышался каменный колодец с массивным навесом из дубовых балок. Вокруг колодца стояли кувшины, вёдра, несколько горшков. Худой, загорелый подросток крутил ворот, доставал воду и разливал её по приготовленным ёмкостям.
Покупателей на рынке ещё не было, но торговцы уже собирались: полная женщина раскладывала на скамье зелень; мужчина с обветренным загоревшим лицом вытаскивал из повозки корзины с рыбой; другой высыпал из мешка в корзину орехи; на телеге с сеном сонная девочка жевала яблоко; рядом с ней старик с редкой седой бородёнкой чистил клинок и что-то бурчал себе под нос; конопатый паренёк тащил клетку с курами. Перья сыпались, куры возмущённо кудахтали. Рынок оживал.
Из харчевни на углу вышел мужик с доской, на которой горой были навалены горячие пирожки. И тут же запах от этих пирогов накрыл площадь, ну или как минимум ту её часть, где стоял я. Он ударил в нос с такой силой, что я невольно полез в карман за деньгами.
Я не хотел есть, я не собирался тратить деньги без особой нужды, но… пахло жареным луком, мясом и каким-то пряными специями. Пахло так, что устоять было просто невозможно.
— Сколько? — спросил я у мужика.
— Пятак — с пареной репой, два пятака — с мясом и луком, — ответил тот.
— Дай один мясной.
Сказав это, я выгреб из кармана мелочь, отдал торговцу два пятака и получил взамен горячий пирожок. Разумеется, я тут же отправил его в рот. Неплохо, очень неплохо. С мясом и луком этот пирожок можно было назвать с большой натяжкой, скорее — с луком, луком, ещё раз луком и мясом. Но всё равно было вкусно.
Расправившись с пирожком, я пошёл к колодцу. Достал бутыль с водой, вылил её содержимое на булыжники и попросил парнишку наполнить тару, предварительно её ополоснув, свежей водой. Подкрепил просьбу пятаком. Парнишка быстро всё сделал, я положил бутыль в котомку, напился из ведра про запас и направился туда, где уже готовился к отправке караван из повозок.
Их было чуть больше десяти: на одних стояли бочки, на других — мешки, третьи были пустые — видимо, отправлялись за товаром, четвёртые — с людьми. Также было очень много пеших. И все ждали, когда откроют ворота и дадут команду.
Наконец-то створки Южных ворот открылись, кто-то протрубил сигнал, и караван отправился в путь. Стражники у ворот смотрели на выходящих из города, но с таким безразличием и совершенно не вглядываясь в лица, что я сразу успокоился.
Однако всё равно решил подстраховаться. Приметил парня лет двадцати, в серой холщовой рубахе, с мешком за плечами, шагающего между телег. Я прибился к нему, не сказав ни слова. Пошёл рядом, притворился его спутником.
Так мы и вышли из Крепинска.
Через какое-то время дорога привела нас к развилке, народ на ней разделился практически пополам. Я спросил у одного из возничих, в какой стороне находится Брягославль и, получив ответ, направился к этому городу.
Примерно через два часа пути меня посетила мысль: а какой смысл идти по ночам, если можно идти днём? Народу, конечно, на дороге стало меньше: пешие разбрелись кто куда, те, что были на повозках, уехали вперёд. Но ни дружинников, но патрулей, я пока ещё не встретил.
Ещё через час, пройдя по моим подсчётам довольно быстрым шагом не менее пятнадцати километров, я решил сделать небольшой привал — отдохнуть и заодно перекусить. Приметил буквально в десяти метрах от дороги густые кусты акации, за ними и расположился. Только разложил продукты, мимо меня на гусаке промчался работник почты — я уже научился отличать их по униформе: серым штанам и розовато-красным камзолам. А минут через десять, в разгар моего перекуса, по дороге проехал отряд дружинников в количестве девяти человек. И вот это мне уже совсем не понравилось. И я подумал, что мысль идти днём, не такая уж и замечательная.
А когда ещё минут через двадцать по дороге проехали три повозки в сопровождении двух проводников, я окончательно отказался от идеи дневного путешествия. Спешить мне было некуда, поэтому рисковать было глупо.
Я закончил трапезу и развязал узел с мечом — теперь клинок всегда должен быть под рукой. А камзол Воропая я хорошо свернул и положил в котомку — мне предстояло спать в лесу или в полях на голой земле, поэтому имело смысл забрать его и использовать как подстилку.
После этого я прицепил ножны к поясу и отправился к ближайшему лесу, чтобы досидеть там до вечера. В принципе сидеть можно было и в кустах акации у дороги, но хотелось ещё и выспаться перед ночным путешествием, а засыпать у дороги точно не стоило. И лишнее этому подтверждение я получил почти сразу же, наткнувшись буквально в двухстах метрах от дороги на четырёх небольших травоядных ящеров.
Идентифицировать их я не смог — далеко находились, но мне хватило того, что они щипали травку и не обращали на меня внимания. А ведь на их месте могли быть и хищники. Однозначно спать в этих местах стоило только у костра, а костёр, при отношении местных жителей к обычному огню, стоило разводить лишь в глухом лесу.
Но подойдя поближе к лесу, я констатировал не очень приятный факт: между ним и полями, через которые я шёл, проходила полоса довольно болотистой местности. Не то чтобы прям непроходимая топь, но всё же болото.
Впрочем, выглядело оно довольно мирно: никакого зловония, ни комаров, ни пузырей — просто не очень широкая, но длинная полоса земли, заросшая незнакомой мне травой и осокой. Местами виднелись ямы с водой: тёмной, мутной, но спокойной — будто спящей.
Я прикинул путь. Однозначно пройти было можно, а вот обходить — неизвестно сколько, и неизвестно куда этот