Иногда Лютогост сам изъявлял желание что-то взять и молча указывал на интересующую его вещь. Ему тут же преподносили это в дар. В общем, тоска была та ещё, а не визит на ярмарку. И если Зване в силу возраста в любом случае было интересно, а Лютогост наслаждался, поглаживая своё чувство собственного величия, то Ясна, как и я, тоже заметно скучала.
Примерно через час ходьбы по ярмарке, я уже думал лишь о том, как бы скорее вернуться в замок. И дело, судя по всему, к тому и шло, но вдруг, проходя мимо одного из прилавков, Лютогост резко остановился и заорал:
— Почему своему господину не кланяешься!
Сначала я даже не понял, к кому он обращается — все вокруг стояли, согнувшись в поясном поклоне. И лишь взглянув совсем вниз, я увидел виновника. Точнее, виновницу. Это была маленькая девчушка, на вид лет четырёх. Кудрявая, светловолосая, чем-то похожая на мою Катюшку. Она испуганно смотрела на княжича своими большими голубыми глазами и не могла понять, почему этот расфуфыренный большой дядька на неё орёт. Зато её мать тут же бросилась на колени перед Лютогостом и заголосила:
— Прости, господин! Она ещё маленькая, засмотрелась на пряник! Прости её!
— Ты знаешь, что бывает с теми, кто не кланяется своему господину? — орал вмиг слетевший с катушек княжич на мать девочки.
— Прости нас, господин, — со слезами отвечала та, стоя на коленях и дёргая за руку дочь, чтобы девочка тоже пала ниц. — Она просто засмотрелась на свой пряник.
А девчушка от этого концерта просто растерялась и молча лупала своими глазищами на Лютогоста, крепко сжимая двумя руками злосчастный пряник — большой, красивый, печатный, покрытый сахарной глазировкой. От этого княжич заводился ещё сильнее и грозился чуть ли не плетей всыпать малышке.
Вообще удивительно, как у такого хорошего человека, как Любомир Чеславович, мог вырасти такой упырь сын. А в том, что князь был хорошим человеком, я не сомневался. Ни в замке, ни на охоте, я ни разу не видел, чтобы он повысил на кого-то голос. Или обидел кого. И при этом он не выглядел мягким, было видно, что князь — человек суровый и, скорее всего, жёсткий, но страха перед ним я ни у кого не заметил. А вот уважение — да. Значит, был справедливым правителем, и понапрасну никого не обижал.
А вот о сыне Любомира Чеславовича такого, к сожалению, было не сказать. Лютогост оказался избалованной истеричкой, он орал на несчастную женщину так, будто её маленькая дочь совершила что-то ужасное.
Все посетители ярмарки, что были рядом с нами, разбежались. Даже охрана немного отошла — видимо, чтобы под горячую руку не попасть. Ясна стояла, потупив взор — было видно, что ей стыдно за поведение княжича. А я еле сдерживался, чтобы не вмазать этому орущему расфуфыренному психопату в челюсть.
В конце концов княжна не выдержала и сказала брату:
— Лютогост, эта женщина всё поняла, она раскаялась и принесла тебе извинения, давай пойдём дальше.
— Мы пойдём дальше тогда, когда я решу, что можно идти! — довольно грубо ответил княжич сестре, после чего обратился к девочке: — Дай мне пряник!
Разумеется, девчушка ничего ему не отдала, а лишь продолжала удивлённо хлопать глазами.
— Отдай мне пряник, я сказал! — завопил отморозок так, будто от этого пряника зависела вся его жизнь.
После этого вопля несчастная женщина вырвала пряник из рук дочери и протянула его Лютогосту. Тот схватил пряник и сразу швырнул его на землю — под ноги девочке. У малышки тут же стали наворачиваться слёзы на глаза. А я прям ощутил, как у меня сжимаются кулаки и желание вмазать упырю по зубам выходит на уровень, где контролировать его уже почти невозможно.
Однако, бросив пряник на землю, Лютогост слегка успокоился. Он перестал орать и уже относительно спокойно заявил стоящей перед ним на коленях женщине:
— Сегодня вам повезло, я прощу тебя и твою глупую дочь, но научи её, что господину нужно кланяться! Иначе в следующий раз её будут учить плетьми! И тебя тоже!
— Да, господин, — пролепетала испуганная женщина. — Благодарю, господин!
И вроде бы эпизод подошёл к концу, отморозок собрался разворачиваться и уходить, я таки смог сдержаться и не врезать ему между глаз, но девчушка внезапно возьми, да и попытайся поднять пряник. Она присела на корточки, чтобы взять его, но Лютогост опередил — он наступил на пряник и сапогом вдавил его в пыльную землю.
Девочка, от досады и обиды сжав правую ладошку в кулачок, ударил им по сапогу княжича, тут же вскочила и, бросив на Лютогоста ненавидящий взгляд, принялась реветь во весь голос. А психопат, возмущённый реакций ребёнка, аж побагровел от злости и заорал так, будто ему камнерог на ногу наступил:
— Ты подняла руку на своего господина!
Огласив ярмарку этим диким воплем, упырь замахнулся, чтобы ударить девчушку. Не успел — я перехватил его руку, чем привёл в замешательство всех и в первую очередь охрану, которая не знала, как ей поступить: броситься на меня или всё же немного подождать в надежде, что мы с княжичем сами разберёмся.
— Угомонись, — негромко сказал я распоясавшемуся самодуру в самое ухо, не отпуская при этом его руки. — Или я расскажу твоему отцу обо всём, что ты здесь устроил. А я могу.
Княжич тут же побледнел. Похоже, я оказался прав, предположив, что Любомир Чеславович такое поведение наследника не одобрит.
— Она ударила своего господина! — заявил Лютогост, совладав с эмоциями. — Она должна быть наказана!
— Ногу не сломала, случайно? — с нескрываемой издёвкой спросил я. — Этой девочке года четыре максимум. Какой нормальный господин станет связываться с ребёнком? Ты позоришь своего отца.
Ответить на это княжичу было нечего, он выдернул руку, бросил гневный взгляд сначала на девочку, затем на меня и прошипел:
— Ты пожалеешь об этом.
После этих слов он быстро ушёл. Охрана поспешила за ним, а Ясна и Звана остались.
— Благодарю тебя, господин! — произнесла мать девочки, поднимаясь с колен. — У тебя доброе сердце. Загоска, благодари господина!
Последняя фраза была обращена уже к девочке, а та, похоже, совсем уже растерявшаяся от