Затем возникло новая система регулирования рынка труда, известная под названием «модель Рена-Мейднера» по фамилиям известных шведских аналитиков, которым была поставлена задача оптимизировать соответствующие отношения в экономике.
Основными инструментами реализации было использование налоговых и денежных ограничений, которые сдерживали цены на достаточно низком уровне, что вынуждало предпринимателей и профсоюзы отказаться от механизма инфляционного роста заработной платы. Меры, которые поддерживали совокупный спрос, оказались эффективными и относительно выборочной поддержки депрессивных регионов (чуть позже Швеция вместе с Финляндией отстояла свое право на получение системной помощи из структурных фондов ЕС для территории, имеющие низкую плотность населения), некоторых значимых для экономики отраслей и тех социальных групп населения, пострадавших в результате структурных изменений в экономике, которая была обусловлена изменением мировой конъюнктуры на товары и услуги.
Такие меры сделали рынок труда в стране гибким и таким, что четко ориентировался на реальные социальные гарантии.
Мировой кризис 1974–1975 гг болезненно отразилась на хозяйственном развитии Швеции, что привело сначала к замедлению темпов экономического роста, а затем и к их отрицательных показателей (так, в 1977 г. ВВП страны уменьшился на 2,5% относительно предыдущего). Одновременно уменьшался также процесс обновления производственных фондов, а большая зарплата рабочих и служащих и значительные размеры налогов способствовали оттоку капитала из страны. Так, за период 1975–1977 гг выпуск промышленной продукции сократился на 6%, а производственные мощности предприятий были загружены только на 75%.
Однако даже серьезные потрясения для шведской экономики не были причиной отказа от «модели Рена-Мейднера», которая применялась на всех фазах экономического цикла.
В 1970−80-е гг активно происходил процесс институциализации рынка труда, вследствие чего возникла государственная администрация рынка труда, которая состояла из управления рынком труда и специальных комитетов — ленов, отвечавшие за соответствующие биржи.
В 1980-е гг, наиболее успешные для экономики страны, широкое распространение получила система социальных льгот — явление социализации экономики, которое со временем стали называть «шведский моделью социализма».
Именно шведская модель экономики во многом была показательной для двух тогдашних сверхдержав мира СССР и США. В этот период большая часть трудовых ресурсов страны была занята в государственном секторе, что существенно увеличило налоговое бремя для предпринимательских структур, суммарные государственные расходы в это время уже превышали 60% ВВП страны, активно вводилось социальное страхование, главная цель которого заключалась в экономическом защите человека во всех критических случаях (безработица, болезни, старость, рождение ребенка). В 1975 г. по закону о пенсиях ее получатели получили исключительное право на специальную надбавку к ней, что вывело страну в число лидеров в мире по уровню пенсионного обеспечения.
Когда темпы экономического роста были достаточно высокими, повышения благосостояния имело довольно логичный и обоснованный вид, однако начиная с 1990 г. «шведское экономическое чудо» перестало быть образцом для воспроизведения в других странах.
Стремительно рос государственный долг, начался структурный кризис в промышленности, а дефицит бюджета достигал уже 14–15%. Государство оказалось неспособным поддерживать «полную занятость», налоговое бремя и высокий удельный вес трансфертных платежей отпугивала местных и иностранных инвесторов, капитал стремительно уходил из страны за границу. Постоянное увеличение зарплаты существенно отставало от роста производительности труда, что делало невозможным сдерживание инфляции традиционными методами. К этому добавлялась еще и банковский кризис середины 1990-х гг и неустойчивость национальной валюты — кроны.
Глава 9
30 октября 1965 года. Завидово. И отольются почки в камни
Надо же было так вчера нажраться! Соратнички еще и подзуживали, подливая коньяка. Какая же все-таки эта партийная элита пьянь! Хотя чему я удивляюсь после комсомольских оргий восьмидесятых. «Посчастливилось» как-то на одну попасть. Потом КВД на некоторое время стал привычным местом. И ведь в первый раз в истории уже этого мира я отжег намедни. Долго держался, но последние недели дались крайне тяжко. Лично мои загулы остались далеко в прошлом. Здоровье не то, да и нет давно друзей, с которыми выходила не обычная пьянка, а настоящая веселуха. Мы и в 65 зажигали, только держись и штаны не потеряй! Моей гоп-компании никогда массовики-затейники не требовались. Помню, в одном санатории нашу компанию за таковых и приняли. Затем утром администрация вежливо попросила вон. Так нечего было устраивать оргию в бассейне с минералкой. Кто ж виноват, что медперсонал нас поддержал.
Ох, как корежит! Пытаюсь встать, но твердая рука дежурного врача возвращает меня обратно. С тоской посматриваю на прозрачную трубку капельницы. С утра егеря пытались меня начать лечить «традиционными» методами, но вскоре раздался звучный рык товарища Чазова — «Все вон!». И за меня тут же взялись врачи из «Кремлевки». Видать, не впервой им выводить партийных бонз из запоя. Никаких медсестер, только серьезные мужчины в выглаженных белых халатах. Уколы, капельницы. И вязкие, нехорошие мысли.
А ведь мы по краю прошли! Нет, на самом деле советской власти всерьез ничего не угрожало, но репутации…. И что самое поганое: в какой-то момент я понял, что ништяки из будущего больше не работают. Как быстро началось меняться мое поле для экспериментов! А ведь обычно в романах о попаданцах их задумок хватает на много-много лет. Достаешь движением заправского фокусника новые сюрпризы из портфеля и раздаешь жаждущим. Ан нет! Темпоральная кривая явно поломалась, и в какой-то момент меня охватил ужас. Справлюсь ли я с грандиозными задачами по переформатированию советского мироустройства? Или облажаюсь хуже того Ильича? Власть она такая — не прощает ошибок. Пусть и чужих. Я же не Господь и не всесилен.
— Показывайте!
Входя в кабинет «Штаба», что расположился в Смольном, я уже в целом знал, что происходит в Москве. Черненко сильно волновался, но успел сообщить, что Центральный комитет поднят по тревоге, Совмин также переведен в «боевой режим». Президиум мы решили собрать по мере развития событий. Если получится, то вечером улечу в Москву и завтра проведем заседание. Хотя первым моим порывом было желание ехать в Киев. Но генерал-лейтенант Рябенко выступил категорически против. Впрочем, как и руководители других силовых структур. Нечего там делать Первому! Без него ответственных лиц хватает. Мое дело сидеть в штабе и оценить обстановку целиком.
Еще по дороге я сделал пару звонков: Грибанову, а также Ивашутину. У меня на подобные случаи имелись запасные заготовки. Правда, не думал, что рванет так скоро. Отдав приказы, я малость успокоился. Люди там опытные, обстрелянные, такие лучше меня знают, что делать. Я лишь дам им карт-бланш.
— Товарищ первый секретарь, — с Кириленко прилетел заместитель Цвигуна генерал-майор Захаров. Ему приходилось заниматься охраной Берии и Хрущева, так что его неплохо знал