– Боже мой, жутко-то как!
– И все, ты знаешь, каждый раз повторялось. То она в дыры смотрит и хлебушек им крошит, мы ей: «Ты чего?» Она: «Они спать не дают, кушать просят, кушать им надо». А бывало, под стол кинет горбушку, я за ней прибрать хочу, залезаю, а там и правда хлеба нет, как взял кто-то. И так не по себе становится…
– Ужас… Ну, еще бы не по себе, тут все волосы дыбом встанут.
Постепенно к нашему разговору подключились и остальные сидящие за столом. Все начали вспоминать старые истории о пропавших на Либежгоре людях и о том, что потом с ними случалось. Между тем люди за столом все чаще и чаще менялись. Несколько мужиков, среди которых был Дым, вышли покурить на крыльцо. И тут я заметил, что рядом с бабой Ниной, которая сидела прямо напротив нас и еще недавно участвовала в беседе, сидит какая-то незнакомая старушка очень подозрительного вида. Она была в каких-то лохмотьях. Вся ее одежда состояла из грязных серых залатанных тряпок, в которые она так сильно укуталась, что из-под них были едва заметны кончики пальцев ее рук и лицо, которое лишь один раз показалось целиком, но сразу же исчезло из моей памяти. Она была очень маленького роста. Я даже не помнил, как она туда подсела… Через мгновение старушка потянулась к бабе Нине, та сначала удивленно отстранилась, прищурившись и пытаясь разглядеть свою соседку, а потом, поняв, что та хочет ей что-то сказать на ушко, наклонилась к ней. Маленькая старушка прильнула к уху бабы Нины, прикрыв лицо тряпками, и сказав ей что-то, отвернулась и стала брать руками еду из разных тарелок. Баба Нина замерла с побледневшим лицом, так и не осмеливаясь посмотреть на свою собеседницу, словно та сказала ей что-то очень важное, что-то такое, от чего просто так не побледнеешь. Но почему она не поворачивалась к собеседнице и не продолжала с ней разговор? Почему не было никаких старушечьих оханий и причитаний? Что там вообще такое? Я стал наблюдать за ними повнимательнее. Баба Нина смотрела куда-то вперед, словно в пустоту, а старушка рядом, поерзав на стуле, потянулась к кружке. Я одернул тетю Таню за рукав:
– Тань, Таня!
– Чего случилось?
– А чья это бабушка?
– Где?
– Да вон, рядом с бабой Ниной сидит.
– Эта? Дак что-то не узнать, щас у дядь Коли спрошу…
Я слышал, как они переговариваются между собой, и дядя Коля тоже начал с интересом смотреть на старушку. Но сколько он ни щурился, приглядываясь к ней, он так и не смог ее опознать. Он дернул за рукав одного из мужиков, которые шумно разговаривали с ним рядом. Разговоров стало меньше, хотя в избе по-прежнему было шумно. Неожиданно бабушка, за которой наблюдала часть присутствующих, скользнула под стол. Кто-то из мужиков сразу же поднялся со словами: «Да выпустите вы человека-то, а то что под столом ползать». Все оглянулись. Кто-то заглянул под стол, и мы с тетей Таней тоже. Под столом никого не было. Я сразу понял, к чему все это, но мой разум отказывался верить, что подобное может произойти у всех на виду. Деда Коля окликнул бабу Нину:
– Кто это с тобой сидел-то?
– Где?
– Да рядом с тобой!
– Да нет же никого!
– Ну дак это сейчас нет, а до этого кто сидел-то?
– Не знаю, никого не видела…
Не веря своим глазам, мы решили, что ловкая бабуся успела пробраться под столом к двери и выйти на улицу. Мы вышли из комнаты в прихожую, где была вторая часть застолья. Объяснив всем происходящее, мы услышали в ответ, что за их столом тоже периодически появлялись какие-то странные мужики в фуфайках и с бородами, которых никто не признал, но все они пару минут как вышли из избы через дверь.
– А что, и этот пропал?
– Который?
– Да с тобой рядом сидел, в фуфайке драной, Васька еще смеялся над ним.
– А я не знаю, я и не заметил вроде, может, это с ленинградскими приехали?
– Да нет же, мы своих знаем, это ваши, деревенские!
– А чьих это?
– Не знаю, не видел такого никогда, откуда взялся-то?
– Может, покурить вышли, пойдем спросим.
Мы небольшой толпой вместе с желающими перекурить вышли на крыльцо. На крыльце, распахнув дверь, стоял Дым и болтал с парой местных охотников.
– А что, Толенька, ты случаем не знаешь, кто это выходил щас?
– Хм-м-м… Хм-м-м… Куда выходил?
– Да на улицу!
– Никто не выходил… Хм-м-м… Нет же?
– Нет, как если бы выходил, то мы бы заметили ведь. Как тут мимо нас-то пройти?
– Точно, никого не было. Никто не выходил.
Не могу точно объяснить, какие чувства одолевали меня в этот момент. Было не столько страшно, сколько интересно. Не я один, не я… Не только мы это видели, они тоже, они их тоже видели. Невероятно. Какое-то странное послевкусие. Они были так рядом… Может, это все же кто-то из наших? Нет, не может быть. Это были они. Пришли помянуть бабушку. Теперь она где-то там, а они пришил сюда, на пир. На пиру поминали память усопшей, которую и забрали. Остальные стояли в полном недоумении. Разгорались споры, многие отказывались верить в происходящее. Но так или иначе, после этого поминки подходили к концу, почти все теперь расходились по домам. Одна из бабушек с другого края деревни даже несколько раз перекрестилась, выходя из нашего дома. Некоторые мужики все продолжали спорить, закурив по второй папиросине. Дым попрощался со всеми и пошел до своего дома. На улице поднялся ветер. Снег опять повалил крупными хлопьями. Начинало темнеть. Остатки гостей почти в тишине расползались по своим домам. А я смотрел в окошко на поднимающуюся метель и ни о чем не думал.
Глава 9. Колыбельные песни мертвой
Когда гости ушли, домашние вместе с гостившей у нас родней принялись разбирать столы и убирать посуду. Пока в доме наводили уборку, снимали завесы с зеркал, убирали венки и свечи, я, закончив помогать с расстановкой мебели, вновь уселся у окошка в прихожей и вспоминал, как в последнюю ночь в это же окошко кто-то стучал. Возле дома бродила баба Нина, у крыльца мы слышали бабушкин голос, а потом этот силуэт в клити… За окном продолжал валить снег, завывал ветер, непогода усиливалась. Хорошо, что в этот раз мы ночуем в доме огромной толпой, все же