«Интересно, откуда завуч узнала»?' — мелькнула мысль.
— Поймите, Егор Александрович! Вы — учитель! Мало того, вы учитель с сельской школе, — вещала Зоя Аркадьевна, пристально вглядываясь в мои глаза.
Я старался держаться, не улыбаться и даже мысленно не шутить. Но мыслями все время уносился к истории, которую рассказали мне десятиклассники. Перед глазами стоял Володя Свирюгин со сжатыми кулаками, на том пятачке за клубом, а где-то на заднем плане звучал чей-то голос: «Он же не пьет совсем!»
Поэтому слушал я завуча вполуха, старательно кивал головой и угукал в стратегически ответственных моментах. Сам же пытался выстроить предстоящий разговор с парнем. В шалаш я собирался сразу после того, как товарищ Шпынько закончит поучительно-воспитательную беседу.
— Егор Александрович, да вы меня слышите? — резкий голос Зои Аркадьевны вернул меня из размышлений в завучевский кабинет.
— Конечно, Зоя Аркадьевна, — покладисто кивнул я. — Учитель на селе — лицо уважаемое, поэтому я должен вести себя соответственно, согласно статусу и положению, дабы не опозорит честь мундира и не уронить себя в глазах общественности, — старательно повторил я.
Шпынько посверлила меня взглядом, выискивая признаки насмешки, не нашла ничего подобного и продолжила.
— Все верно, Егор Александрович. Ваше поведение недопустимо. Что это за фамильярность и панибратство с учениками? В институте вы учились прекрасно, насколько могу судить по отметкам в дипломе. В красном дипломе, — подчеркнула Зоя Аркадьевна. — Уверена, вы на «отлично» знаете теорию и методику преподавания. Вы обязаны были провести перекличку, убедиться, что все дети на уроке. Отметить отсутствующих. И это ваше домашнее задание: подготовить доклад про актрису! К чему оно? Вы — учитель географии! Своими стараниями вы превратили урок в какой-то… балаган!
Завуч запнулась, сообразив, что начала повторяться.
— Зоя Аркадьевна, виноват, но не каюсь, — задорно улыбнулся я.
— Что? — моргнула Шпынько растерянно.
— Дело в том, многоуважаемая Зоя Аркадьевна, что у каждого педагога свой стиль общения с учениками, — задушевно начал я. — Как вы верно подметили, в дипломе у меня отличные оценки, в том числе и по теории с методикой.
— И эт дает вам право вести себя как подросток? — ехидно фыркнула завуч.
— Это дает мне право выбрать тот стиль поведения, который наиболее близко походить к типу моего характера, — серьезно заявил я.
— Что же это за стиль такой? — процедила Шпынько.
— Существуют несколько типов педагогов… Точнее, учителя различаются стилем поведения и манерой преподавания, — начал я персональную лекцию. — Не буду углубляться в теорию и более глубокую квалификацию, об этом подробно рассказал товарищ Кан-Калик Виктор Абрамович в своих трудах… Скажу одно, на педагогической практике я понял про себя интересную вещь… Если разбирать типы по взаимодействию с учениками, то я скорее отношусь к смешанному подтипу: учитель увлеченный и учитель-друг.
— Никогда не слышала о таком взаимодействие! — воинственно вздернув подбородок, заявила Шпынько.
— Возможно, — покладисто согласился я. — Это новейшая образовательная теория, — я подумал и на всякий случай добавил. — Экспериментальная. Так вот, уважаемая Зоя Аркадьевна, для учителей подобного склада характерны следующие черты…
У меня свело зубы от собственной речи. Кажется, я начинаю разговаривать как товарищ Шпынько и представительная дама из роно.
— Для учителей такого типа… — я окончательно запутался в формулировках, замолчал, прикидывая, как объяснить завучу человеческим языком то, что хочу донести. — Увлеченный учитель и учитель-друг взаимодействуют с учениками несколько иначе, чем вы привыкли действовать на уроках. Такие учителя, и я в том числе, мы заинтересованы в том, чтобы ребята нам доверяли в любых совместных занятиях, в организации мероприятий. В своей профессии учителя я тоже глубоко заинтересован, — заверил внимательно слушавшего меня завуча. — Так вот… Учитель-друг, иначе учитель реалист, стремится не только наладить дружеский контакт с учениками. Он очень хорошо чувствует настроение ребят, понимает интересы каждого, умеет вместе с ними и переживать, и радоваться, и горевать. Знает все их печали, мысли и чувства. Это как настоящий друг, только достаточно взрослый, понимаете?
Я замолчал, прямо глядя в недоверчивое лицо Шпынько. Отметил скептически поджатые губы, но все-таки закончил свою мысль:
— Так вот, я как раз отношусь к этому типу, уважаемая Зоя Аркадьевна. Возможно, вам показалось, что я, скажем так, могу не заметить, как скачусь в панибратские отношения с учениками, позволю им фамильярности и прочее неуважение. Уверяю вас, Зоя Аркадьевна, подобного поведения не допущу.
Я незаметно выдохнул, надеясь, что товарищ завуч услышала меня и все поняла. Или хотя бы постарается осмыслить услышанное и осознать.
— Немного больше доверия молодым специалистам, Зоя Аркадьевна, и все у нас с вами получится, — улыбнувшись, не удержался я от последней реплики.
Завуч окатила меня непонятным взглядом, честно говоря, захотелось поежиться, словно только что кто-то прошелся по моей могиле в будущем. Я доброжелательно смотрел на Шпынько, ожидая реакции на свой спич. И она не заставила себя долго ждать.
— Позвольте полюбопытствовать, кто такой товарищ Кан-Калик, и какое отношение он имеет к образовательному процессу? — язвительным тоном полюбопытствовала Зоя Аркадьевна.
Я нахмурился, раскрыл было рот, чтобы шутливо попенять завучу насчет отсутствия самообразования, и тут же его закрыл, лихорадочно соображая, что ответить.
Дело в том, что Виктор Абрамович Кан-Калик действительно советский педагог, не только профессор, но и целый доктор педагогических наук. Тут я ни разу не соврал и не присочинял. В свое время, когда пришел работать в школу, меня увлекли его работы, я много о нем читал, в том числе и его труды. Одна только несостыковочка в моих словах: уважаемый Виктор Абрамович защитил свою первую диссертацию в далеком семьдесят первом году. Ту самую, которая нашла практический отклик в моей учительской деятельности.
И вот это уже настоящий прокол.
— Профессор это, Виктор Абрамович Кан-Калик, преподавал в моем институте, — на голубом глазу соврал я, ругая себя почем зря за то, что окончательно расслабился, решил, что влился в настоящую действительность.
На будущее нужно включать мозги и фильтровать все, что говорю. А то так и до беды недалеко. Ляпну что-нибудь не то, а какой-нибудь доброжелатель возьмет да черканет пару строк