Паша поздоровался и снова представился сотрудником органов. Мать Романа буркнула что-то и неохотно отошла, пропуская нас в квартиру.
Здесь было светлее, и я, стараясь скрыть любопытство, оглядела женщину. Зоя Николаевна была чуть выше меня, ещё не старая, но какая-то потрёпанная. Видно, жизнь её не была лёгкой. Её худая квадратная фигура была облачена в застиранные спортивные штаны и серую футболку. Мышиного цвета волосы подстрижены коротко.
– Ромы здесь нет, – сразу отрезала Зоя Николаевна, сложив руки на груди.
– Другого ответа мы и не ждали, – отозвался Паша. – Вы позволите задать вам пару вопросов?
– А если не позволю, то что? – хмыкнула она.
Паша пожал плечами.
– Ничего. Мы уйдём. Но я готов поспорить, что вы хотели бы с кем-то поговорить о сыне. Неужели вам не интересно, что происходит?
– А что происходит?
– Он приходил к вам?
– Нет.
На её лице я вдруг разглядела страх. Похоже, она боится, что Роман может прийти! Паша тоже это заметил и сменил тактику.
– Мы хотим найти его, он должен вернуться в исправительное учреждение. И мы хотим узнать о нём чуть больше, чтобы понять, куда он мог пойти.
Руки у Зои Николаевны опустились.
– Я не стану помогать вам его искать, – неуверенно проговорила она.
– Понимаю, – кивнул Паша. – Мы только зададим несколько вопросов.
Она сжала губы, потом бросила:
– Ладно. Проходите.
Мать Романа провела нас в небольшую комнатку, плотно заставленную старой мебелью. Указав на диван, она сама тяжело опустилась в продавленное кресло и сцепила руки в замок.
– Что вы хотите знать?
– Расскажите о нём. Каким он был в детстве?
Зоя Николаевна пожевала губами, словно сомневалась, стоит ли отвечать. Затем повернулась к тумбочке, придвинутой к креслу вплотную, достала из верхнего ящика пачку сигарет и зажигалку. Я терпеть не могла табачный дым, но привередничать сейчас не стоило: мы едва уговорили женщину с нами поболтать. Закурив и выдохнув облачко дыма, она расслабленно откинулась в кресле и начала:
– Он всегда был немного… странноватый. Сторонился других детей, часто не понимал, во что они играют. У него была одна любимая игрушка – красная машинка. Ничего вроде бы особенного, но без неё он отказывался из дому выходить. Один раз я забрала её, потому что нужно было идти к зубному. Тогда Рома просто перестал разговаривать. Врач так и не смог ему рот открыть, только истерика началась. Да какая! Он весь извивался, стучался головой об пол и не реагировал ни на что! Мне страшно просто стало! Кое-как привлекла его внимание. И тогда он знаете что сделал?
Зоя Николаевна снова затянулась.
– Что? – прервала я театральную паузу.
– Он посмотрел на меня и сказал, чётко и ясно: «Мама, можно мне машинку?» Я уже сама чуть не плачу, говорю: «Можно! Как домой придём…» А он и слушать не стал! Уставился в стену и сидит как неживой. Я уволокла его из кабинета, а через пять минут прямо в окно влетела та красная машина. Он её по воздуху перенёс, понимаете?
– Понимаем, – подтвердил Паша. – А в школе он как учился?
– Вообще-то неплохо, писать любил и читать. Знаете, дети обычно не любят прописи, ведь там нужно напрягаться. А Ромка мог и час, и два выписывать буквы. А постарше стал – и литературой увлёкся. Мог наизусть любое стихотворение из программы рассказать, а иногда и прозу цитировал.
– А с его даром были проблемы? – уточнила я.
– С даром – нет, только с характером. Мог просто заупрямиться и не выполнить задание. Мне из школы часто звонили. Какой только ерунды не несли! Что он отсталый, что ему нужен психолог! Вы подумайте, такой сильный маг – и вдруг отсталый! Да и потом, какая отсталость? Я же вижу, что он нормальный. Сложный, конечно, но это они просто ленятся подход найти. Лишь бы ярлык навесить.
Я покосилась на Пашу, а он смотрел на Зою Николаевну печально, с какой-то жалостью. Она ещё говорила про какие-то случаи, а когда умолкла, Паша сказал:
– Почему вы не навещали сына? Мы разговаривали с ним, он признался, что вы с ним не встречались ни разу с тех пор, как он в тюрьме.
Женщина опустила глаза, отодвинула руку с сигаретой.
– Я не могла… – прошептала она. – Выходит, что они были правы все, а я нет.
Свободная рука её сжалась в кулак, плечи поникли.
– Ведь выходит, что я не уследила… Как он силу свою во вред пустил. А когда я топор увидела под кроватью…
Дрогнувшими пальцами она сунула сигарету в рот.
– Я не могла…
Паша взглянул на меня, я ответила растерянным взглядом. Тогда он сказал:
– Так, значит, вы думаете, что он виновен?
– А откуда иначе топор? – взвилась она. – Да ещё моду взял таблетки снотворные у меня таскать! Не пил их никогда, а тут будто с цепи сорвался. А тогда, утром, прихожу с работы, а он толстовку стаскивает и в машинку суёт, и взгляд такой застывший. Я пригляделась – на кофте кровь! Я похолодела вся, стала его спрашивать, где был, с кем. А он: «Гулял». И всё, понимаете? Я уж давай ругаться, думала, он с какой шпаной связался и подрался, а он смотрит так равнодушно и молчит. Прямо жутко стало. Сразу вспомнились те истерики, когда он словно не замечал ничего вокруг.
Она всхлипнула.
– Видно, сидело что-то у него внутри, а тут…
От её слов и мне стало не по себе. Неужели мы все ошибались? Неужели Роман – съехавший с катушек маньяк? А теперь Степан помог ему сбежать, и он может совершить новое убийство.
– Но тогда что-то должно было произойти, какой-то толчок, – вставил Паша. – Ведь прежде он не убивал. Что с ним случилось в начале мая прошлого года?
– Не знаю… – пожала плечами Зоя Николаевна, но тут же прищурилась. – Хотя что-то было! Он стал другим.
Она снова принялась дымить, не спеша продолжать.
– В чём это выражалось? – не отступал Паша.
– Не знаю… так и не скажешь. Вроде всё так же делал, как всегда, но… Я подумала, что он повзрослел, поумнел, стал спокойнее, внимательнее…
Она снова умолкла.
– И всё-таки было что-то конкретное? Может, пример приведёте?
Но Зоя Николаевна только рукой махнула.
– Не знаю! Чего пристали? Вырос мальчик, вот и всё! С девушками вот встречаться начал.
– Вы имеете в виду Настю?
– Имени не знаю, но приходила одна черноволосая. Думаете, он мне что-то рассказывал? Как бы не так!
– А с вами была ссора в это время?
– Нет! Нет, всё было