Андрей кивнул:
Скажите мне ещё последнее. Чёрная полоса – просто ровная чёрная полоса – что может означать?
Сердце Николая Ивановича обернулось подстреленным лебедем и рухнуло в тёмный омут плохого предчувствия.
– Часть зебры, – с неявной издёвкой ответил он.
– А с точки зрения оккультного значения? Вам ничего не приходит в голову?
– Не знаю. Нет. Мне пора, – он встал и захлопнул книгу, чтобы показать, что разговор окончен.
– Спасибо за время. – Ромбов понял, что большего не выжмет.
По привычке фиксировать всё вокруг прочитал вслух название книги:
– «Записки о Галльской войне».
Через лунку во льду сознания, под которым плавала в его голове самая разная информация, как огромная рыбья стая, он вытащил имя Цезаря и одну из сотен латинских поговорок, что заставляли учить на первом курсе академии:
– Aiea jacta est.
– Что это значит? – поинтересовалась Юля, которая тоже начинала собираться и как раз застёгивала блестящие босоножки.
– Жребий брошен, – нехотя перевёл Зелёнкин.
18. Сколько стоит счастье?
Сколько раз я прошла по ковровой дорожке его приёмной? Сколько метров витого обойного узора обвела взглядом? И сколько раз посмотрела на меня его секретарша, хмурая стражница наших секретов, с нескрываемым презрением? Меня она ненавидела или себя, когда щебетала с его женой по телефону, обсуждала сахарные скрабы и абонементы для детей в бассейн? А потом складывала на алебастровом лице улыбку и кивала:
– Освободился…
Сколько раз я ставила ноги на краешек его кресла, а он накрывал их своей большой ладонью и улыбался:
– Юлечка…
И потом добавлял:
– Ещё пять минут, хорошо?
И склонялся над документами, подписывал бумаги, или что-то читал, или пролистывал. И я ждала тихонько, как мышка, ещё тише, чем в приёмной, лишь бы он не убирал руки.
Это было, пожалуй, самое лучшее время. Время ожидания близости.
Потом он выключал компьютер, складывал документы или захлопывал папку и говорил:
– Ну всё, хвосты подкручены.
Дурацкая фраза, которую он взял с потолка и повторял постоянно. Его жена как-то сказала: так выражаются свинопасы. И с тех пор он мстительно и твёрдо возвращался к «своим хвостам», чтобы доказать своё на них право.
Да и всё, что он делал, служило той же цели. Люди для него были как части раздвижной лестницы, по которой он пытался забраться всё выше: выше них, выше текущего положения дел, выше себя, чтобы потом спрыгнуть в самую грязную яму и обвинить во всём лестницу.
По установленному порядку я одна спускалась к проходной, ныряла в малолюдный двор за универом, и оттуда минут через десять он забирал меня. Так повелось с самого начала.
Мы встретились на зимней дискотеке.
Я сдала все зачёты вовремя, и это было – как пробежать по углям и не обжечься. Предметы давалась мне тяжело: в школе я плохо училась, и приходилось навёрстывать. Поступила я еле-еле, в самом конце списка была по баллам. Но поступила. И теперь очень старалась.
Я купила одежду в секонде, не такую стрёмную, как в школе, когда приходилось носить всякую фигню с чужого плеча – Вовка притаскивал что попало. Со мной в группе хорошо обращались. Терпеливо. Даже иногда приглашали в гости. Перед танцами мы собрались у одной девчонки, и меня накрасили, причёску сделали с локонами и блёстками, а Оля платье с туфлями одолжила. Платье – короткое, серебристое, с бахромой внизу. Я ничего подобного раньше не носила – покрутилась перед зеркалом и увидела совершенно другую девушку. Из другой жизни, в которой может быть что угодно: любовь, деньги, друзья – всё, чего у меня никогда не было и о чём мечтала.
Надежда – вот чего мне так не хватало. Он дал мне надежду. Повесил её, как приманку перед собакой на бегах. И я бежала. Круг за кругом.
Парни пронесли коньяк. Лошадиные запасы. Я несколько раз приложилась к бутылке, хотя до этого меня воротило от любого запаха алкоголя из-за отчима.
А потом пришёл он. Видимо, перед тем, как ехать домой, просто заглянул убедиться, что ничего не стряслось. Хотя это не входило в его обязанности – в актовом зале были преподы, которые следили за порядком. И все его сразу заметили; знали, что это ректор – он выступал на Дне первокурсника. И кто-то пошутил, что он слишком молодой и красивый для своей должности. И он правда был красивым: всегда – с иголочки, в пиджаке, с золотыми запонками, внимательный, широкоплечий.
И девчонки захихикали:
– Ого, Юрий Сергеевич…
– А что если пригласить его танцевать?
– Да он не будет…
– И вообще, он женат.
– Ты же не рожать от него собираешься!
– А вдруг?!
– Кто пойдёт?
Меня подтолкнули в спину, словно бумажный корабль на воду спустили:
– Юлька, давай.
Ребята заржали. Они, конечно, не ожидали, что я это сделаю. Хотели подразнить.
Но мне было так легко и хорошо, и я сразу опьянела.
– Можно вас пригласить?
Видно было, что я застала его врасплох. Он оценивающе посмотрел на меня, потом медленно обвёл взглядом актовый зал. Он всё всегда замечал.
– Ну, пойдём.
Я думала, что вернусь к однокурсникам со словами «Миссия невыполнима» и мы ещё раз выпьем за мой весёлый провал. Но он согласился. Мне почудилось, что все головы одновременно обернулись на нас, когда он вложил мою руку в свою. Я никогда ни с кем не танцевала. Вторую руку он положил мне на спину, и его кончики пальцев я почувствовала на коже спины, где был вырез.
– Я не очень умею, – пришлось признаться.
Единственное, чего мне в тот момент хотелось, – провалиться сквозь землю.
И тут он улыбнулся, наклонился к моему уху и спросил:
– Заставили?
Он показал взглядом на ребят, с которыми я пришла.
– Вроде того.
Мы помолчали.
– Это повторяется год за годом.
– Простите, – я начала сверлить взглядом его ботинки.
Он отодвинул прядь волос с моего лица:
– Но я в первый раз поддался на провокацию…
Больше он ничего не сказал. Только когда музыка закончилась:
– До встречи.
И ушёл.
На следующий день, когда я приехала узнать расписание экзаменов, он поймал меня в коридоре:
– Столовая, кажется, уже закрыта?
Я не сразу сообразила, чего он хочет.
– Поедем?
– «Поедем»? – я машинально повторила вопрос.
– Пообедаем.
Он был деликатным. Это подкупало. Только интерес, тепло и спокойствие. Не то что с ровесниками, которые шутили про секс и сиськи и навязчиво клеились к девчонкам. Так мне показалось. Хотя, на самом деле, он действовал на меня как парализующий яд. Мне тяжело