Тобольский схрон - Алекс Войтенко. Страница 24

не навредит. Родственников на территории СССР, у меня фактически не осталось. Тетка, что еще жила в Окунево, перед моим отъездом, можно сказать доживала последние дни, и потому никаких проблем, в связи с моим отъездом для нее наступить не может. Дядьку я видет от силы пару раз в жизни. А больше никого из близких у меня нет. Жена? Ну учитывая то, что она опять пошла по рукам, жалеть о том, что с нею произойдет, явно не стоит. К тому же меня явно выставили лохом, организовав этот брак, и поэтому, никаких родственных чувств, я тут не питаю. Да и там есть достаточно влиятельная родня, которая сможет уберечь девочку и ее родителей, от ударов судьбы.

Осталось только поговорить с умными людьми, разузнать все тонкости перехода границы, и правила поведения, и путь открыт. А если в итоге, ничего не получится, то я хотя бы посмотрю на мир и погреюсь под Средиземноморским солнышком.

С этого момента все и завертелось. В первую очередь, мы отправились с «папой», к его знакомому, который в прошлом году уже ездил в точно такой же круиз, и прекрасно знал все, что нас ждет по дороге туда. Зачем это нужно, ну, во-первых, за тем, что рубли, в той же Франции или Греции не котируются от слова совсем. А официально на руки советскому туристу меняют такую сумму, что впору удавиться от зависти глядя на витрины магазина, где, например, висят джинсы, стоящие здесь в союзе больше месячной зарплаты, а там каких-то двадцать франков, а у тебя на руках, осталась вдвое меньшая сумма, а взять недостающее негде.

Именно поэтому, за границу везется водка, армянский коньяк, черная или красная икра, фотоаппараты, бинокли, и множество других вещей, которые довольно легко скупаются в местных магазинах можно сказать за бесценок, но даже этот бесценок, позволяет приобрести то, что в ином случае, приобрести невозможно. И ведь все это, как-то проходит проверку, по пути к западному изобилию, и не изымается из багажа советского туриста. Человек, уже ездил в подобный круиз, и потому описал все, что знал. Заодно и выкатил целый список, можно сказать с адресами, где все эти вещи можно продать задорого, и где лучше всего потратить заработанные деньги. Рассказал о том, что можно с собою брать, от чего стоит оказаться, а о чем вообще не стоит даже задумываться. Объяснил порядок посадки в теплоход, о том, как происходит проверка и все остальные мелочи, которые несомненно пригодятся нам в этом круизе.

Разумеется, я внимательно выслушал этого товарища, уточнил некоторые вопросы, и тепло с ним попрощался. Следующий месяц, был для меня сплошной нервотрепкой. Мало того, пришлось учить историю всех стран, в которые мы будем заглядывать, так еще и требовалось знать всех видных французских, греческих, и прочих коммунистов, глав их коммунистических партий, и все значимые события, происходившие в этих странах. Так и хотелось ляпнуть: «Я что еду отдыхать, или революцию там устраивать? А может с лекциями по международным отношениям выступать?», но старые пердуны, принимавшие эти экзамены, были неумолимы. Наконец все завершилось, и за день до отправки круиза, мы с женою сели в самолет Ту-134 и отправились в Одессу. Там добрались до забронированной заранее гостиницы, провели ночь, и на следующий день прибыли в порт, где отстояв долгую очередь, и пройдя проверку таможенных служб, наконец попали на борт теплохода, и заняли одну из двухместных кают. И только войдя в нее, я наконец, облегченно вздохнул, поняв, что у меня практически все получилось.

Сколько мне пришлось париться в новеньком, полушерстяном темно-сером костюме древнего покроя, ведает один аллах. Специально покупал костюм свободного кроя с широкими штанинами и просторным пиджаком, который вдобавок ко всему болтался на мне, как на корове седло, явно говоря о том, что к подобным вещам, я далеко не привычен. Да и я подливал масла в огонь, рассказывая всем и каждому о том, что лучше бы съездил лишний раз на рыбалку на Шардаринское водохранилище, чем переться через всю страну в какую-то там Европу, чтобы посмотреть, как живут и горбатятся на буржуев бедные негры.

— Извините, но негров там практическим не встречается. — Попытался поправить меня какой-то мужчина.

— А, зачем тогда мы вообще туда едем? — Скорчил я удивленную физиономию.

Ирочка, видя такие метаморфозы старалась держаться от меня подальше, всем своим видом показывая, что она, как бы не со мной. Я же играл роль обычного работяги, которого решили приобщить, против его желания к западной цивилизации, а он всеми силами противиться этому.

Как только мы оказались в каюте, я плюхнулся на широкую кровать, а Ирочка, сославшись на усталость и жару, поспешила подхватить свое бельишко, домашний халат, и тут же скрылась в ванной комнате, сказав, что хочет привести себя в порядок. И стоило только закрыться двери ведущей в ванную, как я тут же подскочил со своего места, и тщательно обследовав каюту, понял, что ничего в ней спрятать будет невозможно. Особенно учитывая то, что уборку в каюте будет проводить посторонний человек, который прекрасно знает все закоулки.

Но тем не менее, я все же скинул с себя свой костюм, и постарался переложить часть вещей и драгоценностей в свой чемодан. Так уж повелось, что Ирочка никогда не копалась в моих вещах. Если мне что-то нужно было постирать, или погладить, я сам предупреждал ее об этом, и откладывал нужное на видное место. Иногда случалось так, что кое-что было забыто, и после приходилось доделывать это самому, только из-за того, что Иришка этого не нашла, в предложенном, а сама даже не задумалась о том, что нужно посмотреть, есть ли еще какие-то грязные вещи.

С одной стороны, это несколько напрягало, в самом начале, но после я к этому привык. Тут еще, наверное, было дело в местных обычаях. Как бы то ни было, а даже в семье, тем более в семье уважаемого человека, к которым относил себя старший Рахимов, весь быт был поставлен в силу обычаям. То есть дом делился на мужскую и женскую половины. И хотя уборка в доме лежала на плечах матери и дочери, но те ни в коем случае не лезли туда, куда их не просили. И даже если среди вещей мужа или отца, замечалась какая-то вещь, не предназначенная для глаз посторонних, или не объявленная в общее пользование, трогать ее без нужды, считалось неправильным.

Первое время, меня это несколько удивляло, сейчас же я был,