За завтраком Генрих старался не думать о греховности своих ночных похождений, задвигая эти мысли на задний план мыслями платы за ночлег. Сначала он решил оставить женщине тот талер, что взял у Маркуса. Потом решил, что Биргит вряд ли сможет разменять такую крупную монету, поэтому решил отсыпать крейцеров двадцать. Это меньше, но тоже сумма солидная. От размышлений его оторвал робкий голос Биргит:
– А может останешься, Генрих? Что тебе твое монашество даёт? А мы хозяйство поднимем, детей воспитаем. Новых наделаем, если не уже.
Это было толчком. Все сомнения приобрели четкий ход и выплеснулись наружу:
– Да ты – ведьма! Монахов совращаешь! Небось с тем еврейским колдуном заодно! В инквизицию тебя надо!
– Не надо в инквизицию! – взмолилась женщина, обнимая и закрывая собой детей, – И денег за ночлег не надо. Это я по глупости, от тоски женской. Возьмите, что найдёте. Не надо в инквизицию!
Генрих резко встал, взял свои вещи, пошел к выходу. Потом вернулся, кинул на стол приготовленные с вечера шесть крейцеров. Снова пошел к выходу, снова вернулся, сыпанул на стол еще горсть пфеннигов.
По дороге все думал, стоит ли упоминать на ближайшей исповеди о своём приключении и про ту настойку, что ему дал маг. Но ведь Авраам сказал, что эта травка продаётся во всех аптеках, значит, ничего волшебного в ней нет. В конце концов, решил, что сначала узнает в аптеке, есть ли у них такая трава. Если есть, значит всё нормально. Это простое лечение. Заодно ещё травки приобретет. На всякий случай. На том и успокоился.
Глава 4
Аббатство Сен-Реми, прозванное в честь покровителя франков Святого Ремигия создавало величественный настрой у всех, кто въезжал в город Реймс с юга. Грандиозный фасад с двумя остроконечными башнями продолжался длинным высоченным зданием, каркас которого выпирал наружу, подобно рёбрам исполинского дракона. Далее корпус здания разветвлялся на три разновеликих выступа. Пролетавшие птицы и ангелы на небесах видели, что аббатство выстроено во Славу Божию в форме креста. Множество окон в здании говорило, что экономить на месте коронации французских королей никто не собирался. Внутренний дворик аббатства, окруженный по правильному квадрату античной галереей с колоннадой, защищался от посторонних глаз двухэтажными бытовыми постройками.
В начале мая 1461года к Аббатству подъехал странный экипаж. Возок, украшенный позолоченной резьбой и настоящими золотыми украшениями, не стоял на осях, а как бы парил между ними, подвешенный на прочных кожаных лентах. Эти ленты, в свою очередь, крепились к набору тонких деревянных реек, настолько непрочных, что они изгибались при каждом толчке колёс. Это было новейшим веянием инженерной мысли и называлось «Карета». Говорят, когда едешь в ней даже по разбитому просёлку, можно спокойно пить вино из полного кубка, и не выльется ни капли. Другие же знатоки утверждали, что на ухабах карету так подбрасывает на кожаных ремнях, что пассажиры непременно бились головами о потолок. Чтобы предотвратить разбитие голов, мужчины наматывали на головы чалмы по манеру сарацинских, а женщины взбивали пышные причёски. Все эти суждения распространялись молодёжью из мастеровых и студентами. А кому же ещё знать все тонкости владения предметами роскоши, как не людям, которые никогда ею не владели, но считают себя весьма достойными данной привилегии. Беднякам некогда было задумываться о ходовых свойствах новейших экипажей, они весь день работали, а люди богатые просто в них перемещались, принимая как должное. Не в бедняках, в экипажах.
Карету сопровождали шесть рыцарей в начищенных до блеска латах и шлемах и с пиками в руках. На остриях пик красовались штандарты Герцогства Бургундия. Полное боевое облачение было надето не от опасения внезапного нападения во время визита, просто так было красивее и торжественнее. К дверце кареты был прикреплен герб владельца. На голубом эмалевом щите, разделенном на четыре части, в шахматном порядке располагались два льва на фоне золотых крестов и золотые же медальоны. По гербу можно было легко понять, что к Аббатству Сен-Реми подъехал его тезка, ближайший друг Герцога Бургундского Филиппа III Доброго, гербовый король Ордена Золотого руна Жан Лефевр де Сен-Реми.
Из кареты вышел высокий пожилой мужчина с фигурой и осанкой рыцаря, привыкшего больше к седлу боевого коня, нежели к мягким сиденьям кареты. В свои шестьдесят шесть лет Жан Лефевр совсем не ощущал себя стариком. Он любил охоту, посещал балы, следил за модой. Герцог Бургундский тоже не спешил записывать себя в старики и всячески поддерживал новые веяния в одежде, поэтому к середине пятнадцатого века Бургундия стала центром европейской моды, являя миру множество ярких и дерзких идей, когда в одном наряде могли сочетаться сразу несколько стилей, узоров и цветов. Однако эта поездка была очень серьёзной и официальной. По этой причине, на мужчине была надета простая длинная туника без швов, в цвет его герба синяя. На голове красовался синий же с золотом шаперон, с подвязанными на голове краями на манер чалмы. Возможно, чтобы не было больно от ударов о потолок кареты.
На ступенях аббатства стоял ещё один тёзка Жана Лефевра, архиепископ Рейнский тоже Жан, точнее, Жан Жувеналь дез Юрсен. На священнослужителе была чёрная дзимарра100, на голове – повседневный фиолетовый пилеолус101. Поверх дзимарры была еще надета фиолетовая мантелета102: Жан Жувеналь чувствовал себя на все свои семьдесят три года и постоянно мёрз. Архиепископ спустился лишь на одну ступеньку, что показывало, что гость, хотя и заслуживает уважения, хозяин не считает его ровней себе. Жан Лефевр поднялся по ступенькам, пригнул колено и сделал движение, как будто поцеловал руку архиепископу. Жан Жувеналь сделал вид, что ему поцеловали руку и благосклонно кивнул. Мужчины скрылись за дверью. Охрана осталась снаружи.
Священник повел аристократа не в центральную часть здания, где проводились церковные служения, а увлёк боковой галереей в левое крыло. Они попали в просторный зал, отделанный белым каррарским103мрамором. Величественные колонны далеко вверху переходили в свод потолка. Окна в четыре человеческих роста создавали светлое расположение духа. Посреди зала стоял небольшой стол и два удобных кресла. Убранство стола указывало на то, что его накрывали не для обеда, а просто для непродолжительной беседы. Здесь было только вино и лёгкие закуски в виде двух фазанов, жареных рябчиков, бараньих рёбрышек, свиной рульки, сыров, фаршированных гусиных яиц и чего-то ещё по мелочи. Хозяин явно хотел показать, что гостю не очень-то и рады. Священник сотворил недолгую молитву перед едой.