— Сударыни, на этом настоял ректор, а потому те из вас, кто занимается артефакторикой, должны осмотреть артефакт и убедиться в его исправности, — Иннокентий Петрович указал на прибор, стоящий на столе рядом с кушеткой.
Первой подошла княжна Аничкова. Я бы даже сказал, проявила нетерпение. Далее последовали ещё две княжны и пять боярышень, представители разных не просто университетских группировок, но партий знати Русского царства. Уж и не знаю, что ими сейчас двигало, банальное любопытство или желание принять участие в некой политической игре.
После проверки артефакта лекарь приладил его на животе Ольги и подозвал меня. Признаться, мне пришлось взять себя в руки, чтобы не пялиться на жену. Шутки шутками, но женщины у меня не было уже довольно давно, хотя и препятствий для этого не имелось. А тут вроде и не эротическое одеяние, но будоражащее воображение, плюс оголённый живот. Словом, есть на чём задержать взгляд. Ещё и щебечущие смешки молоденьких девочек за спиной.
Иннокентий Петрович сделал прокол на подушечке моего указательного пальца, и я размазал выступившую капельку крови в окошечке тихо жужжащего артефакта. Та сразу же и без остатка впиталась, после чего жужжание стало громче и басовитей. Наконец над окошечком засияла небольшая радуга.
— Каждый охотник желает знать, где сидит фазан, — довольно отчётливо произнесла Аничкова общеизвестную считалочку.
— Правильное расположение спектра, чего и следовало ожидать, — пожала плечами Гагина.
Тут целая система. В зависимости от расположения цветов можно определить дальность родства по материнской или по отцовской линии.
— Вообще-то, были и те, кто надеялся на полное отсутствие радуги, — возразила боярышня Зарецкая.
Вот так сразу и не поймёшь, рада она за кузину или осталась разочарованной. Дух соперничества, он такой. Или за этим кроется что-то более серьёзное? Да кто же этих высокородных поймёт с их хитрыми раскладами.
— Елизавета Петровна? — поднимаясь с кушетки и опуская сорочку, обратилась моя жена к Аничковой.
— Ольга Платоновна, прошу прощения за высказанные мною сомнения, — вынуждена была признать свою неправоту та.
Вообще-то, могла бы наплевать и обострить. У неё хватает сторонников, которые непременно вступятся за честь княжны, невзирая на её неправоту. Это вовсе не имеет значения. Главное — готовность поставить свою жизнь на алтарь служения сюзерену, что непременно скажется в будущем. А как я уже говорил, местные дворяне в подавляющем своём большинстве далеко не трусы. Без понятия, как там обернётся через сотню лет, но сегодня они именно воины.
— Сударыни, благодарю вас за то, что откликнулись на моё приглашение. Более не смею вас задерживать, — обозначила поклон Ольга и удалилась за ширму.
Посетительницам оставалось ответить тем же и направиться на выход. Я же остался, присев на стул у стены, ожидая, когда супруга приведёт себя в порядок.
— Оставлю вас, — произнёс лекарь и покинул кабинет вслед за студентками.
— Полагаете, что этого будет достаточно для того, чтобы слухи прекратились? — спросила Ольга из-за ширмы.
— Более чем. Когда отсутствует предмет, то и говорить не о чем. Вам помочь с корсетом?
— С чего бы вам мне помогать? Сидите на месте, я и сама управлюсь, — с язвинкой ответила она.
— Как скажете, — легко согласился я.
— Слухи относительно принадлежности ребёнка, конечно же, прекратятся. Но злословия по поводу моей ветрености и быстрой смены приоритетов никуда не денутся.
— Тут придётся поучить нахалов. Но тех, кого это занимает, не так много. Главное, что мы подсыпали перца двум старым интриганам. А то, я гляжу, им жизнь мёдом кажется.
— Не в том видите главную проблему, Никита Григорьевич, — шурша одеждой, возразила Ольга.
— И что же у нас теперь стоит на первом месте?
— Не у нас, а у вас. Разрушив интригу с ребёнком, вы подставили себя под удар. Коль скоро старый Каменецкий желал вашей смерти, то не трогал он вас лишь из-за возможности нанести удар по Зарецким. Теперь же вы для него бесполезны, и он может вернуться к прежнему плану по вашему устранению.
— Ну, рано или поздно это всё равно случилось бы. Так что по большому счёту для меня ничего не изменилось.
— Я это к тому, что сейчас уже неразумно отказываться от охраны.
— Полагаю, что с моей способностью в одиночку я куда в большей безопасности, чем при наличии телохранителей.
— Не будьте столь самоуверенным, — выходя из-за ширмы и застёгивая верхнюю пуговицу жакета, возразила она. — Полагаю, что в окружении Каменецкого не глупцы, а потому о вашей способности им уже известно, и они вполне способны её компенсировать.
— Возможно, вы и правы.
— Я права, Никита Григорьевич. На территории университета на вас не нападут, если только честный вызов на поединок. Но за пределами возможно всё, что угодно. Поэтому я хотела бы посоветовать вам всё же озаботиться охраной.
— А о себе подумать не желаете?
— Я в меньшей опасности. Или даже скорее в безопасности.
— Не поясните?
— Всё просто. Пусть я и взбрыкнула, от этого не перестаю быть дочерью князя Зарецкого, а ребёнок у меня под сердцем его внуком. Ударив по мне, Каменецкие ударят непосредственно по роду Зарецких. А такое спускать нельзя. Мы уже знаем, откуда прилетит, так что в доказательствах особой нужды не потребуется. Что же до вас, то вы зять. По сути, человек сторонний. Основную пользу уже принесли. Первенца с гарантированным сильным даром и способностью наш род уже получил.
— А как же второй и третий ребёнок? — с притворным ужасом произнёс я.
— Шансы уже значительно меньше, а потому этими потерями можно пренебречь в пользу мира между родами, — пожала она плечами.
— Звучит обидно.
— Таков прагматизм.
— Возьмите, — я выставил на столик склянку.
— Что это?
— Позволить себе зелье роста отличного качества я не могу. Но хорошего мне вполне по карману. Полагаю, что батюшка перестал выдавать вам их, чтобы вы не больно увлекались развитием дара.
— Он мотивировал это моим замужеством и тем, что нам пора самостоятельно решать свои проблемы, — взяв в руки склянку, произнесла она.
— Вот мы и будем их решать сами.
— Я и решаю. В прошлое посещение поместья полностью ознакомилась с финансами и приняла у Булыгина кассу. Дела в полном порядке, Орешково приносит стабильный доход в тридцать пять тысяч в год. Из них на содержание дома и