Сандрин подошла ближе к капсуле, в которую он был заключен, нажала что-то на внешней стороне. Лейс не представлял, что там за панель управления, однако это не имело большого значения: эффект он ощутил почти сразу.
Он почувствовал давление. Воздуха при этом становилось все меньше, появлялась невидимая сила, сжимавшая со всех сторон, как гигантский пресс. Сначала она просто причиняла боль, но Лейс не сомневался: еще немного, всего несколько минут, и она раздробит ему кости, уничтожит череп, выдавит глаза из орбит… Кровь будет, наверняка вырвется изо рта и носа довольно быстро, но, если в капсуле правильно настроена атмосфера, эта кровь так и продолжит парить в пустоте, ничего не касаясь.
Сандрин позволила ему понять это, но не почувствовать. Она снова нажала на что-то, и воздух вернулся, давление отступило… Пока отступило. Потому что Сандрин действительно не нуждалась в таком сложном способе убийства, это шоу для большой аудитории.
– Барокамера? – хрипло спросил Лейс.
– А ты догадливый! Изначально – да, медицинская барокамера. Мне пришлось над ней поработать, но теперь она справится со своей задачей идеально. Она тебя очень зрелищно убьет и позволит нам вышвырнуть твою мертвую тушку в космос, где она никому уже не причинит зла. Ну разве не прелесть?
Прелестью это Лейс точно не считал, однако понимал, каким королевским подарком станет для Сандрин и Кловиса его публичная казнь.
Начать хотя бы с того, что они угомонят всех потенциально непокорных. Такие люди не заявляют о себе открыто, но они есть. Даже среди бывших уголовников остались те, кому противна нынешняя жизнь на четвертом уровне. И это они еще половины того, что творится на разных этажах, не знают! Возможно, они уже выискивают друг друга, о чем-то договариваются… Если отделиться решит большая группа, да еще тех, у кого образование получше, это станет серьезной проблемой.
Точнее, могло бы стать, теперь уже нет. После того, как они увидят, что пытать и убить можно даже Мертвого, желающих сражаться серьезно поубавится.
Кроме того, это будет оплеухой для Медерика и Белого Эли. Сейчас, похоже, Мертвые разделились на два лагеря, условно равных. Но теперь Сандрин и Кловис станут куда более влиятельной силой: они могут убить кого угодно, и они напрямую контактируют с третьим уровнем. Кстати, ученые третьего уровня наверняка приложили руку к созданию этой камеры, у самой Сандрин мозгов бы не хватило, как бы она ни хвасталась… Но для Лейса это уже ничего не меняло.
В их борьбе за власть он изначально был непонятной, неконтролируемой переменной. Его следовало убить в любом случае, он еще и упростил им задачу.
Пожалуй, у него сейчас было право на любую реакцию. Обиду, горечь, страх, истерику даже… Он не обманывал себя надеждой на спасение, знал, что уже не выберется и что жизнь на четвертом уровне теперь станет намного хуже. Но чувствовал он при этом лишь усталый покой.
Он ошибся если не во всем, то в очень многом. Нет смысла злиться на судьбу: она отсыпала ему именно то, что и полагается братоубийцам.
Долго ждать ему не пришлось, поддержание работы барокамеры наверняка требовало колоссального объема энергии, которой на четвертом уровне всегда было немного. Его перевезли из владений Сандрин на этаж, который считался общей территорией.
Именно тут когда-то прогремели самые страшные взрывы, тут погибло больше всего людей… и только тут так и не сумели до конца отмыть их «тени». Поэтому постоянно на этаже никто не жил, но и игнорировать такую территорию на и без того ограниченном пространстве не получалось. В итоге этаж стал местом общих собраний, на нем расчистили от обломков некое подобие большой площади.
На которую и привезли теперь Лейса. Из-за размера стеклянного окна наблюдать за его смертью лично могли далеко не все, но это и не требовалось. Почти сразу на него направили несколько съемочных дронов, которые наверняка транслировали изображение и на установленные на площади экраны, и на мониторы высших уровней. У многих обитателей станции был шанс увидеть то, во что вот-вот превратится Лейс.
Он не сомневался, что без пафосных речей тут не обойдется, и оказался прав. Слушать их Лейс не желал, и герметичность камеры вполне могла избавить его от такого, да не сложилось. Внутри были установлены динамики и микрофон, именно они позволили ему общаться с Сандрин. И они же должны были донести до толпы его предсмертные крики…
Он знал, что ему предоставят последнее слово. В какой-то момент он даже подумывал воспользоваться этим, в который раз обратиться к тем, кто раньше жил под его покровительством, попытаться разбудить в них хоть что-то человеческое. Но после недолгих размышлений Лейс убедился, что это со всех сторон дурацкая идея. Тех, кто окончательно оскотинился, его попытка порассуждать о чем-то давно забытом, вроде чести и достоинства, лишь рассмешит. А тем, кто старается сохранить себя настоящих, станет только больнее. Они все равно не смогут ничего изменить, разве что погибнут вместе с ним, какой в этом смысл?
Так что, когда Кловис предложил ему поговорить, Лейс просто промолчал. Он замер, глядя в никуда.
– Ну же, котеночек, не порти праздник, – проворковала Сандрин. – Мы можем пощадить тебя, если ты докажешь, что в этом есть смысл!
Даже в страхе перед надвигающейся смертью Лейс не собирался ей верить. Никого они на самом деле не пощадят… Им это не нужно. Он умрет в любом случае, интрига лишь в том, каким долгим перед этим будет его унижение.
Лейс хотел бы уйти молча. Просто раствориться в пустоте, и тогда даже эти недоумки знали бы, что не победили его по-настоящему. Однако он прекрасно понимал: ничего у него не получится. Боль он чувствовал точно так же, как до мутации, и когда невидимый пресс будет дробить его тело, он будет кричать. Он пытался подготовиться к тому, что его ждет, и понимал, что это бесполезно. Он даже осмыслить ничего не успеет, будет только бесконечная боль, а потом… Что потом? При лучшем раскладе – встреча с Сабиром, возможность извиниться перед ним, оправдать себя хотя бы тем, что не продался до самого конца. При худшем раскладе – вообще ничего.
Он слышал, что болтать закончили все, боль должна была прийти в любой момент. Сандрин даже успела приблизиться к нему, но программу так и не запустила – отвлеклась. Да и не только она! Лейс заметил, что замолчали сразу все, кто находился на площади, и все повернулись куда-то в сторону. Они не были напуганы, но были