Ознакомительный фрагмент
уже переоделись все уходящие домой школьники, прозвенел звонок на следующий урок, в школьном вестибюле теперь было пусто, только гардеробщица гремела вёдрами и чуть в стороне Аврорку деликатно дожидалась подруга.– Тогда до воскресенья?
– До воскресенья!
Аврора сделала знак подруге, та подошла, махнула Максу. Девчонки ушли, а Макс подмигнул себе в зеркале и тоже двинулся к выходу. Домой он шёл радостно и быстро, на всякий случай всё же особенно внимательно поглядывая на дороги и кромки крыш: вдруг собьёт машина или свалится на голову обледенелый кусок снега. На стенах зданий уже висели предупреждения оберегаться падающих сосулек. Максу очень не хотелось получить в подарок от Судьбы сначала знаки внимания Авроры, а потом – травму и попасть в реанимацию или куда похуже!
Улицы, впрочем, оказались вполне дружелюбными. Светило прохладное декабрьское солнце, падал мягкий снежок, таявший, едва оказавшись на асфальте. Ни ледяных корок на земле, ни грозных застывших потоков воды над головой. Машины плавно остановились, пропуская Макса по пешеходному переходу.
– Мам, я дома, – крикнул с порога Макс. Дверь в его комнату была плотно закрыта, а в мамину наоборот – распахнута. Значит, мама не работает. С кухни доносилось журчание воды и глухое покряхтывание тарелок в раковине. Мама мыла посуду. В коридоре витала смесь запахов. Макс, снимая обувь и куртку, принюхался, разбирая ароматы на группы. Кажется, пахло грибным супом, котлетами и компотом из калины и яблок. Специфический горьковатый запах калины Макс легко распознавал на фоне других, а без яблок мама компотов никогда не варила.
Он вымыл руки в ванной и зашёл на кухню. Мама улыбнулась ему через плечо, ополоснула и поставила в сушилку очередную вымытую тарелку. На ней был зелёный передник с изображением виноградных гроздей на карманах. Мама вообще любит изображения винограда. На кухне они повсюду: на скатерти, сахарнице и заварном чайнике, на полотенцах и прихватках. Даже в стеклянной вазочке, если не был куплен настоящий виноград, лежала пластиковая имитация.
– Масик, привет. Суп готов, котлеты дожариваю. Как день прошёл?
– Отлично.
– Отлично? – Марина снова обернулась на сына и на некоторое время забыла о посуде, оставив чашку донышком под струёй, отчего резвые брызги тут же ринулись на пол и ей на ноги. Максим редко описывал школьные события словом «отлично», чаще говорил: «как обычно» или «кошмарно», а в особо эмоциональных случаях сразу принимался рассказывать об очередных поражениях у школьной доски.
– Я хочу поступить в театральную студию, поможешь подобрать материалы?
– Да, конечно. – Марина выключила воду, вытерла руки небольшим махровым полотенцем, сложила его вчетверо и пристроила на край раковины. – Что нужно? Стихи? Прозу?
– Стихи и прозу, – кивнул Макс.
– Думаю, у меня есть идеи. Сегодня порепетируем.
– Не надо, – Макс подошёл к плите, собираясь налить себе супа, схватился за горячую крышку и с грохотом опустил её обратно на кастрюлю.
– Горячо же! Прихватку возьми! – воскликнула Марина.
Макс кивнул. Как можно было забыть про осторожность! Миновать улицы, полные опасности, и чуть не убиться горячим супом!
– Может, ты нальёшь? – Макс протянул маме тарелку и поварёшку.
– Масик, ты большой мальчик. Уверена, сумеешь справиться сам!
«Масик» и «большой мальчик» в одном предложении звучало странно. Макс давно хотел попросить маму не называть его этим детским прозвищем. Но не решался. Мама же. Нравится ей – пусть зовёт. От него не убудет.
– И что насчёт репетиции? Почему – «не надо»? – Марина вернулась к прерванному разговору. – Или ты настолько самонадеян, что собираешь пойти на прослушивание, не подготовившись?
– Аврорка сказала, что там жёсткий отбор, – ответил Макс, пробуя горячий суп с ложки. Он сказал «Аврорка» нарочито небрежно, а Марина привычно пропустила мимо ушей имя девушки, которая нравится сыну.
Нравится, конечно, нравится. Для Марины это не было секретом. Она отметила, как меняется тон голоса и выражение лица Макса, когда он рассказывает об Авроре, не ускользали от материнского взгляда и неловкие попытки подростка маскировать свой интерес. Макс бывал более оживлён, когда вспоминал события, связанные с одноклассницей, и тут же замыкался, стоило Марине начать дополнительные расспросы.
Марина плохо знала Аврору в лицо. Видела на общих фотографиях класса и в нескольких школьных постановках, где был задействован и Макс. Но тогда сын ещё не проявлял к этой девочке интереса. Во всяком случае, настолько явного, как теперь. Отца и мать Авроры Марина тоже вряд ли смогла бы распознать в числе пришедших на родительское собрание. Училась девочка хорошо, классная руководительница редко упоминала её имя. Впрочем, говоря откровенно, Марина и не хотела ничего знать ни про Аврору, ни про её родственников.
Макс тоже замечал, что материнский тон становился чуть резче, если он позволял себе добавить хоть каплю теплоты в голос, говоря о каких-нибудь девчонках. Поэтому он старался сдерживаться, говорил сухо, отстранённо и даже грубо (что-то вроде: «дуры они все»), но в случаях с Авророй нередко прокалывался и выдавал чуть больше информации, чем стоило бы. Лицо матери в такие минуты становилось жёстче, взгляд леденел, а под левым глазом начинала мелко подёргиваться мышца – явный признак, что мама нервничает. В других ситуациях тиков у неё не отмечалось. Макс читал в маминых книгах по психологии (вон их сколько по дому разбросано), что при взгляде на предмет обожания, а вроде и при воспоминании о таковом, человеческий зрачок расширяется. И наоборот. При упоминании неприятных вещей – сужается. Так вот, мама, будто натренировалась при любых упоминаниях об Авроре сжимать зрачок в крошечную точку, наподобие тех, что она любит ставить между словами. Тоже своего рода знак – разговор окончен. Серая радужка маминых глаз тут же превращалась в плотный стальной кружок. Максу даже казалось, что у мамы в голове включаются специальные пикалки, вроде тех, что перекрывают ненормативную лексику во время телепередач, только мама «запикивает» не мат, а произнесённые Максом имена девушек. Для неё это какой-то особый род нецензурщины. Ей, кажется, неприятна мысль о… сопернице? (Макс это слово даже мысленно не использовал, а Марина отгоняла сразу, как только доходила в размышлениях до подобных выводов). Она тут же включала голос разума, убеждая себя, что рано или поздно у сына появится постоянная девушка. Или – непостоянная. И, возможно, даже несколько. Не исключено, что одновременно. И что ни одна из них матери в действительности не соперница. Даже та, которая станет однажды избранницей Масика. (В этих рассуждениях Марина называла сына только
Конец ознакомительного фрагмента :(