ездки и ночевки повторяя,
реки и моря переплывая,
скалы и хребты перелетая.
Но Ширэм Мината как предвидел
новое сраженье — и навстречу
со своим кнутом чугунным вышел,
чтобы упредить Абай Гэсэра.
Издали Гэсэр врага заметил,
и в шулму с кнутом его чугунным
выстрелил хангайскою стрелою.
Но стрела о грудь Ширэм Мннаты
звякнула — вреда не причинила.
Взял тогда Гэсэр копье, что может
в битве не мягчеть и удлиняться,
и метнул его в Ширэм Минату.
Но копье шулму не прокололо —
ткнулось в грудь, вреда не причинило.
А в ответ на то Ширэм Мината
начал сам стегать Абай Гэсэра —
чуть с коня его кнутом не сдернул.
Сек Гэсэра он до изможденья,
сек Гэсэра он до приседанья —
подавив сопротивленье, бил,
сам при том невозмутимым был.
Тут Абай Гэсэра осенило,
тут он вспомнил, что ему на небе
бабушка Манзан Гурмэ вручила
шерстобитный прут на этот случай.
Вынул прут Гэсэр и сам принялся
лупцевать шулму, — и тот согнулся,
а потом крошиться стал, а после
рассыпаться стал Ширэм Мината.
Вдребезги разбил Гэсэр, до смерти
страшного шулму иссек — волшебным
шерстобитным прутиком из ивы.
Так был побежден непобедимый,
так повергнут был неодолимый.
А потом Гэсэр и верный батор
тело страшного шулмы в округе
до кусочка все собрали — стали
на костре сжигать, что оставалось
от огромного Шнрэм Минаты.
И осиновой лопатой пепел
подгребли под теплый южный ветер,
а березовой лопатой пепел
подгребли под северный холодный —
и развеяли золою серой
все, чем прежде был Ширэм Мината,
чтобы вновь собраться не сумел,
чтобы никогда не оживел,
чтобы он воскреснуть не посмел.
Порешив, что зло искоренили,
посчитав, что обрели удачу,
поскакали резво в путь обратный
славные Гэсэр с Эржэн Шулмою.
От земли несчастий и страданий
выбрались на торную дорогу:
отдыхают на своих ночевках,
добывают по пути маралов,
на кострах походных жарят мясо —
и все ближе путь к Хатан цветущей,
к родовым долинам и жилищам.
И Гэсэр однажды на ночевке
у костра Эржэн Шулме признался:
“Знаешь, я не помню, где оставил
кнут свой тамарисковый — как будто
положил на пень вчера, а нынче
нет его… И что это со мною?”
Не вернулись за кнутом и дальше
поскакали — и пока пред ними
травная Хатан не появилась,
не слезали два героя с седел.
Всадников Алма Мэргэн встречала
и приветствовала по-хатански,
и оказывала честь по-хански.
За богатый стол Гэсэр садится,
занимает место, где обычно
восседал он, и ведет беседу
с баторами верными своими.
“Времена спокойные пришли —
лук и стрелы можно убирать.
Но и я, наверно, старым стал,
воевать и странствовать устал,
быстрым быть и ловким перестал.
На ночевке кнут я позабыл,
на другой котел свой позабыл —
значит, нечем скакуна взбодрить,
не в чем мяса на костре сварить.
Стоит ли еще мне говорить,
если надо битвы прекращать,
зло карать и злобных укрощать?
Лучше просто жить, забот не знать,
звать гостей на пир и угощать!” —
так Гэсэр сказал Саргал нойону,
баторам своим и приближенным,
и, конечно же, любимым женам.
В золотой он барабан ударил —
с севера народ позвал на праздник,
в барабан серебряный ударил —
с юга пригласил народ на праздник:
знание о собственном старенье
пировать Гэсэру не мешало.
Мерой с гору мяса наготовил,
мерой с озеро архи нагнал он —
ничего не пожалел и нынче
для гостей Гэсэр великодушный.
И на восемь суток расшумелся
новый праздник в честь большой победы
над Ширэм Минатой кнутобойным.
И на празднестве богатом гости
пили-ели, пели-веселились
от души все долгих девять суток,
на десятый день опохмелились
и поехали к своим жилищам.
Во дворце один Гэсэр остался,
чтобы с женами пожить в согласье,
в сотрапезничанье, в соучастье,
в день испытывая по три счастья.
56. Последыши зла
В пору благоденствия и мира,
в пору безмятежного покоя,
в пору полного земного счастья
во дворце Алма Мэргэн Гэсэру
стало неуютно и тревожно.
И Гэсэр Алма Мэргэн признался:
“Все я зло, похоже, изничтожил —
четырех последышей[207] оставил.
Как бы мне их приручить и сделать
добрыми помощниками людям?”
И Алма Мэргэн сказала мужу:
“Эти духи, говорят, опасны:
силою великой обладают,
волшебством невиданным владеют.
Как их приручить, увы, не знаю.
Старший из последышей — как будто
снежною вершиной возвышаясь,
низвергается потоком водным.
Средний из последышей — как будто
неземной собакой притворившись,
бродит по хребтам и по вершинам,
славясь серебристыми клыками,
всех страша серебряною пастью
и гремя серебряною цепью.
Третий из последышей — как будто
притворясь нездешнею собакой,
ходит по хребтам и по вершинам,
золотистыми гордясь клыками,
всех пугая золотою пастью
и сверкая золотою цепью.
Младший из последышей — как будто
притворись подземным невидимкой,
скрылся под тремя слоями почвы.
Как ты их найдешь? Как одолеешь?
Как ты к ним приблизиться сумеешь?”
“Что бы ни случилось, я поеду!
Что б ни приключилось, а найду я
четырех последышей — так важно,
чтоб они полезны людям стали!” —
женщине Абай Гэсэр ответил.