па одеждах не было, а после
в зеркало с потник величиною
погляделся, чтобы ни соринки,
на одеждах не было, — остался
всем доволен: хорошо собрался.
Взял Гэсэр в дорогу все, что нужно:
взял он саблю с желтой рукоятью,
все волшебные приспособленья
взял, а также тайное из тайных
небесами данное оружье.
Белую, с волшебной мудрой силой,
палочку он взял — для укрощенья
Белого[202] бушующею моря,
черную он взял — для усмиренья
Черного бушующего моря,
синюю он взял — для укрощенья
Синего клокочущего моря,
желтую же взял — для усмирены!
Желтого клокочущего моря,
но она еще была полезна
и для наложения на затылок
ради свойств се, весьма целебных.
Взял Гэсэр и красный камень задай[203],
чем нетрудно вызвать непогоду.
Семьдесят силков он взял волшебных,
что ловить умеют все живое.
Взял колчан из серебра и стрелы,
и тяжелый желтый лук бухарский.
Взял копье хара зорхон[204], что может
удлиняться в битве, а от крови
не мягчеть, и не тушиться, если
натыкается на кость иль панцирь.
Оглядев себя, Гэсэр остался
всем доволен: хорошо был собран.
Так же и Эржэн Шулма проворный
обрядился для войны, собрал
все оружие — и тоже стал
воином, что видом устрашал.
Всем изображениям бурханов,
что стояли по углам жилища,
всем изображеньям славных ханов,
что висели на дворцовых стенах,
оба уходящих в путь неблизкий
поклонились, как велит обычай.
Взяли скакунов у коновязей
и в серебряные седла сели
и по ходу солнца поскакали
в сторону земли Ширэм Минаты.
Если тихо едут, то копыта
конские отбрасывают камни
и комки — величиною с чашку,
если быстро едут, то копыта
конские отбрасывают камин
и комки — величиной с корыто.
А порой Гэсэр с Эржэн Шулмою
едут — будто ястребы с утеса
в небо за добычею взмывают,
а порой — как пущенные стрелы
устремляются со свистом к пели.
Скачут по лесам, горам и рекам,
опустив поводья в том разбеге,
скачут по степям и по пустыням,
скакунов кнутом нс подгоняя,
сотни верст за миг одолевая.
До ночевки первой доскакали,
добыли стрелою маралуху —
досыта наелись и уснули,
потники постлав, для изголовий
седла, как обычно, приспособив.
Утром путь продолжили — и снова
скакунов пустили вольным ходом.
Если горы на пути встречались —:
над вершинами перелетали,
если море на пути встречалось —
палочкой волшебной усмиряли
и одолевали перебродом.
Дальше по сверкающему снегу
и по стрекотанию сороки
узнавали, что зима настала;
по траве зеленой и по пенью
жаворонка в сине-белом небе
узнавали, что настало лето.
До второй ночевки доскакали,
добыли стрелою маралуху,
досыта наелись и уснули —
трое суток спали: гак устали.
Утром встали, дальше поскакали,
скакунов бодрить кнутами стали.
Так чуть не пол мира проскакали,
так чуть землю всю не облетели:
все моря земные всех расцветок,
прибегая к палочкам волшебным,
всадники легко преодолели.
Так на землю за Страною Смерти
всадники отважные ступили.
Но и здесь, устроивши ночевку,
добыли стрелою маралуху,
досыта наелись и уснули,
потники постлав, пристроив седла
в изголовья и силки расставив,
ограждаясь от врагов незваных.
Утром встали, скакунов поймали,
оседлали, чаю напились
и свой путь продолжить собрались.
Злобный тот шулма Ширэм Мината
злой своею мыслью все постигнул:
что Гэсэр намерен с ним сразиться,
что идет войной, что сам он близко.
Прихватил шулма свой кнут чугунный
и навстречу грозному пришельцу
вышел, упредить его пытаясь.
Только лишь Гэсэр врага заметил,
в страшного шулму с кнутом чугунным
выстрелил хангайскою стрелою,
что в сраженьях выпускают первой,
Но стрела хангайская не только
не пробила грудь Ширэм Минаты,
но с печальным звоном отскочила.
Взял тогда Гэсэр копье, что может
удлиняться в битве, а от крови
не мягчеть, и не тупиться, если
натыкается на кость иль панцирь, —
и метнул его в Ширэм Минату.
Но копье не только не вонзилось
в грудь шулмы, но, виновато звякнув,
от Ширэм Минаты отскочило
и, отпав, вреда не причинило.
Сам неуязвимый враг Гэсэра
сабли не имел — кнутом чугунным
пользовался в рукопашных схватках.
Стал шулма стегать Абай Гэсэра —
чуть с коня его кнутом не сдернул.
Соскочил Абай Гэсэр на землю,
ухватил шулму за плечи — начал
поворачивать, крутить, но силы
недостало, чтобы с места сдвинуть
исполинского Ширэм Минату.
Вырвался шулма из рук Гэсэра
и схватил свой кнут чугунный снова
стал опять стегать Абай Гэсэра.
Ухватил Гэсэр за обе руки
бьющего шулму, но пересилить
не сумел, — тот вырвался и снова
принялся исстегивать Гэсэра,
так что был помят и потеснен,
так что был иссечен сильно он,
но еще отнюдь нс побежден.
Пробовал Абай Гэсэр в той схватке
проучить Ширэм Ми пату саблей,
но клинок шулму не брал, а только
от него отскакивал со звоном.
Пробовал копьем колоть, но тщетно:
проколоть не мог Ширэм Минату.
А шулма все норовил Гэсэра
иссекать своим кнутом чугунным —
сек до крови, до нзнеможеньи.
И не мог Гэсэр, как ни старался,
ни оружием своим, ни силой,
ни подсобным волшебством отбиться
от шулмы, что наступал, ликуя.
Бил Ширэм Мината беспощадно,
кнут свистел чугунный беспрестанно,
и Гэсэр уж был готов в бессилье,
весь избитый, повалиться наземь.
И