– Вы только посмотрите на него, даже когда счастлив, всё равно хмуриться, – вдруг произнёс Онагост, и его замечание о моём якобы счастливом состоянии сразу же вызвало во мне желание ещё больше сдвинуть брови к переносице.
Онагост каким был весёлым и шумным белокурым красавцем, таким и остался. Только одеваться стал ещё более эффектно: ходит в блестящих лёгких доспехах, будто посвящает тренировочным боям на мечах не час в день, а целые сутки напролёт изнуряет себя этим, по сути, малополезным занятием в нашем веке. Громобой из зажиточной семьи, так что их круг общения часто пересекается, а вот я с Онагостом поддерживаю подобие дружбы только из-за того, что с ним в ладах мой лучший друг. Онагост не плохой парень, да вот только зачем ему те же блестящие доспехи? Любитель покрасоваться и быть в центре внимания, он представляет собой полную противоположность моей натуры.
Стоит мне только подумать о том, что Онагост слишком уж сосредоточен на блеске всяческих побрякушек, как он вытаскивает из своих ножен новый меч, какого я у него еще не видел, и показывает мне позолоченную рукоять, украшенную тремя большими красными гранатами.
– Оцени, насколько тонкая работа. Представляешь, наш личный мечник такую красоту сотворил.
За меня мои мысли басовито произнёс вслух Громобой:
– Оружие придумано для защиты, а не для красоты.
Если я единственный, кто может одёргивать Онагоста одним лишь молчанием, тогда Громобой один из немногих, кто может одёргивать этого парня точно подобранным словом. И Онагоста это устраивает, потому как он всё же неплохой парень. Если бы был из простого народа, а не княжеским сыном, уверен, мы обрели бы в нём отличного товарища, может даже побратима.
– Как поживает Полеля? – уже пряча свою игрушку в ножны, не подумав, интересуется у меня княжич, и все мои мысли о его в роли товарища и побратима в какой-то параллельной вселенной в одно мгновение обращаются в ничто при помощи всего лишь одной моей эмоции.
– С куклами играет, как и положено в её возрасте, – ещё не договорив свой ответ, я тащу Мрака за собой и ухожу, непроизвольно сжимая зубы. Даже не оборачиваясь я знаю, что Онагост наверняка покраснел из-за моей категоричной реакции. И о чём только думает этот парень?! Ему семнадцати лет ещё нет, а Полеле только идёт тринадцатый год. Хотя, Громобой вон тоже влюбился в тринадцатилетку, хотя сам уже второй год щетину бреет. Невелика на самом деле разница в возрасте, а девчонок среди наших ровесниц днём с огнём не сыщешь – на одну невесту по три-четыре жениха приходится. Так что девицы у нововеров очень ценятся, потому-то нововерским парням разрешено брать в жёны девушек из-за стены Замка, а вот девушкам выходить замуж за стену воспрещено. И всё-таки как же Онагост неосторожен по причине своей голубой крови! Неосторожно спрашивать о Полеле напрямую у её старшего брата, да ещё у того из двух, который отличается более суровым нравом – это край безрассудства. Я у Отрады никогда о её сестре напрямую не спрашивал, хотя мог бы пользоваться случаем каждый день, ведь младшая Вяземская буквально не вылезает из нашей избы.
Стоило мне отойти на пятьдесят метров от Земского и Державина, как я снова всецело погрузился в мысли о Ванде, в частности, о её гибком теле в насквозь промокшей сорочке. Её губы были такими горячими… Она ведь не простынет?
***
В избу я вошёл всё в том же помутнённом состоянии, чего совершенно не сознавал.
– Пропустил завтрак! – сразу же из-за убранного стола, присущие ему весёлым тоном, сообщил Ратибор.
Отец отошёл от печи и направился к выходу:
– Куда коня-то девал?
– Я его на выпас водил.
– Так зачем вернул?
Дурман влюблённости как рукой смахнуло: я и вправду вернул Мрака в стойло вместо того, чтобы оставить его на лугу! Вот ведь болван! И о чём я только думал?!
Отец прошёл мимо меня и вышел на улицу, а я уже не сомневался в том, что он прочёл меня, словно раскрытую книгу, что совершенно выбило землю из-под моих ног: уж лучше бы родителям не знать о состоянии влюблённости своих детей!
Я сел на лавку, и ко мне сразу же подскочила Полеля:
– Ой, да ты ведь весь мокрый! С утра что, дождь был? И что это у тебя? – она вдруг запустила руку в мои густые волосы и вынула из них яркий фиолетовый комочек. – Фиалка? Очень красивая! Можно забрать?
Я молча кивнул, угождая любви сестры к цветам, а сам едва не провалился под пол: откуда в моих волосах взялась фиалка?! Перед глазами сразу же всплыл образ Ванды, бросающей в озёрную воду лепестки лесных фиалок… Неужели она?! Но… Когда успела? И как я выглядел с этой фиалкой перед отцом?.. Да ведь я с ней через весь город прошёл, ещё и в мокрой одежде! От воспоминания о том, что во время встречи с Громобоем и Онагостом улыбался не только последний, но и Державин, я не выдержал и, закрыв глаза, ударился затылком о бревенчатую стену. Пока я выбирал между сгоранием от стыда и любовным полыханием от фиалки, нарочно вложенной в мои волосы ловкой девичьей рукой, в светлице бурлила жизнь: дед Бессон, сидя в красном углу, поглаживал Дыма, Ратибор, громко подшучивая над Отрадой, всячески старался удержать её внимание на себе, в то время как Отрада так и норовила сосредоточиться на перебирании бус и монисто с Полелей. Ратибор не такой, как Онагост – он тоже весёлый, но при этом он более простой и потому с лёгкостью становится душой любой компании. Наблюдая за тем, как много времени он проводит с Отрадой, я непроизвольно думаю, что это не очень честно по отношению к Громобою, у которого нет сестры, которая могла бы дружить с Отрадой так же, как Полеля. Эх, быть Отраде нашей невесткой. Я, конечно, безмерно рад за брата, да и за себя тоже, ведь более удачного сочетания природной