Знала бы она, что их ждало за порогом отчего дома…
Мы ели в маленькой столовой, из окон которой был виден двор перед крыльцом усадьбы. Там стояло несколько серых экипажей с красным гербом Саоры, нетерпеливо топтались полностью оседланные лошади, собранные накануне вещи уже были погружены. Все было готово к отправке и с каждой секундой нарастало ощущение необратимости.
Мой путь в никуда должен был вот-вот начаться.
После завтрака оставалось немного времени, чтобы подняться в свою комнату. При взгляде на сиротливо застеленную кровать, шторы в цветочек и милые сердцу безделушки, душа болезненно сжалась. Только вернулась после семи долгих лет отсутствия, и снова было пора отправляться в дорогу. В этот раз гораздо на дольше…а может, наоборот. Может, мое время закончится через год или два, и будет на побывку к родителям приезжать моя пустая, весело хихикающая оболочка.
Думать об этом было невыносимо, как-то повлиять и исправить – невозможно.
Памятуя о трудностях долгого пути, я переоделась в дорожный костюм – мягкие брюки, не стесняющие движений, легкую не выбеленную льняную рубашку. Поверх накинула удлиненный жакет. Нашла шляпку, на то случай, ели будем выходить на солнцепёк. Обулась.
Уже полностью готовая я стояла перед зеркалом и смотрела на свое бледное отражение. Всматривалась до рези в глазах, пытаясь увидеть первые последствия от брака с саорцем, но пока ничего не замечала.
А может, дар Видящей не распространялся на меня саму? Было бы неплохо, потому что день за днем видеть то, как из тебя вытягивают молодость и силы, то еще испытание.
– Несс, – раздался мамин голос с первого этажа, – ты готова?
– Да, мам, – едва слышно прошептала я и, последний раз глянув на себя в зеркало, покинула комнату.
Остальные уже вышли на улицу. Воспользовавшись тем, что рядом никто не крутился и не мешал, мама стиснула меня в объятиях.
– Береги себя, Несс, – прошептала она, гладя меня по волосам, – и за Дариной присматривай.
Я вымученно улыбнулась:
– Все будет хорошо.
– У меня каждый раз сердце кровью обливалось, когда отпускала ее. А теперь и ты уезжаешь.
– Все в порядке, мам. Я уверена, Саора прекрасна. И нам там будет хорошо
А душа рыдала, прекрасно понимая, что там будет ужасно.
Да пропади оно все пропадом! Надо рассказать, предупредить о том, что из себя представляют саорцы. Я даже порывисто открыла рот, но так ни звука и не издала.
Кир не соврал. Договор действовал, я просто ничего не могла сказать. Только выдавила из себя:
– Я буду скучать мам.
– И я
Мы еще раз обнялись, а потом, услышав голоса на улицы, одновременно сказали:
– Пора.
Она еще раз посмотрела на меля, ласково провела ладонью по щеке, заправила за ухо, выбившуюся прядь волос и повторила:
– Береги себя, Несс.
С трудом проглотив подкатившие слезы, я улыбнулась и вышла на крыльцо.
…Как раз в тот момент, когда к нам во двор въехала черная с золотыми львами карета Май-Броха.
Чесса Витони все-таки получила мое письмо и приехала. Опоздав всего на два дня.
При виде прямой, затянутой в черную форму фигуры, я испытала знакомый трепет. За семь лет обучения в Май-Брохе у меня уже выработалась привычка вытягиваться по струнке при появлении Витони. И сразу вспотели ладони, а сердечко заколотилось, как у загнанного зайца.
Заметив меня, чесса нахмурилась еще сильнее и кивком подозвала к себе.
Мне и в голову не пришло ослушаться ее. На негнущихся, деревянных ногах, едва дыша, я направилась к бывшей преподавательнице. Пусть я сама ее сюда позвала, но чем ближе я подходила, тем сильнее хотелось убежать.
Остановившись в шаге от нее, я склонила голову в покаянном поклоне:
– Добрый день, чесса Витони.
Голос подвел. Получилось жалобно, по-мышиному пискляво.
Она окинула меня тем самым взглядом, которого боялись все ученицы академии, и холодно произнесла:
– Ты очень меня разочаровала, Ванесса!
Ее голос звенел сталью.
– Простите, – я втянула голову в плечи и снова почувствовала себя той маленькой девочкой, которую только привели в Май-Брох.
Однако чесса была одним из самых строгих преподавателей. Просто так она никогда, никому и ничего не прощала.
– Ты посмела обмануть меня! Обмануть Академию! Обмануть страну! – чеканила она, и каждое ее слово вонзалось в меня словно гвоздь, – Когда в Май-брохе узнали, что ты натворила, ректор был вне себя!
– Я просто…
– Ты просто утаила свой дар от преподавателей! Не имея на это никакого права! Ты обманула всех! Знаешь, что за это тебе будет?
Я сжалась еще сильнее. Страшно было до одури, стыдно до дрожи. Хотелось сквозь землю провалиться или спрятаться, но, как назло, рядом никого не было. Я была одна перед чессой и чувствовала себя ничтожной.
– Ты понимаешь всю тяжесть своего проступка?
Я скованно кивнула.
– Сомневаюсь. Твой диплом выпускницы Академии будет аннулирован. Рекомендательное письмо, которое ты получила, как одна из лучших – больше не имеет силы. Тебя не примут ни на одну работу для одаренных! Довольна?
Меня трясло. Семь лет жизни, проведенные в академии с пронзительным свистом, летели псу под хвост. Один маленький секрет, вольность, которая казалась незначительной, теперь превратилась в катастрофу.
А чесса продолжала добивать:
– О чем ты только думала, скрывая свой дар?
– Мне не хотелось сидеть над учебниками больше, чем остальные девочки, – горько призналась я.
– Не хотела учиться, значит? – прищурилась Витони – а о том, что необученный, незрелый маг – угроза для общества, ты слышала? О том, что утаивание и недостаточная проработка дара – это преступление, знала?
– Я не думала, что все так серьезно…
– Ах несерьезно, – по-волчьи улыбнулась она, – А может ты думаешь, что теперь кто-то изъявит желание возиться с тобой и подтирать сопли? Или может кто-то захочет взять тебя на обучение?
– А вы разве не за этим приехали? – спросила я, заикаясь и растирая по щекам слабовольные слезы, – не для того, чтобы меня научить?
– Я приехала, для того чтобы забрать тебя обратно в Май-Брох. Но не думай, что ты там будешь на прежних правах ученицы. Тебе предстоит отработать все то, что было потрачено на твое обучение. В карету! – резким движением она указала на распахнутую дверцу, – Живо!
Ноги сами сделали шаг, но только один. Я остановилась и предчувствую новую волну гнева, прошептала:
– Я не могу.
Мне нужно было рассказать ей правду, рассказать то, что я узнала вернувшись домой, но не могла сказать и слова. Проклятый договор действовал!
– Не заставляй применять силу, девочка.
– Она никуда не пойдет, – раздалось позади меня.
Витони вкинула недовольный