9 октября Владимира Андреевича доставили в слободу и умертвили на глазах у царя; вместе с ним погибли его жена и дочь. Относительно рода их казни в современных известиях царит полная неразбериха. Таубе и Крузе сообщают, что Грозный отравил их из собственных рук; Курбский передает, что жену князя Старицкого расстреляли из пищалей; Гваньини рассказывает, что им отрубили головы; еще один иностранец настаивает на том, что их зарезали; летопись ограничивается неопределенным «уби брата благоверного». Наиболее вероятной представляется мне версия об отравлении, и вот почему. Владимир Андреевич обвинялся в попытке отравления, а царь был большой любитель воздать «око за око». И, кроме того, вряд ли Иван хотел непосредственно обагрить руки в крови брата. Спустя некоторое время после гибели Владимира Андреевича царь расправился и с его матерью, старицей Евдокией, бывшей княгиней Евфросиньей, — она была не то удушена угарным газом, не то утоплена в реке. Это подтверждает, что при казни ближайших родственников Грозный стремился обойтись без пролития крови.
Справедливость возведенного на Владимира Андреевича обвинения сомнительна хотя бы потому, что сам повар-доносчик и с ним несколько рыболовов, выступавшие в качестве свидетелей, были казнены еще до расправы над князем Старицким — подобные поступки обыкновенно выдают намерение спрятать концы в воду. Но с другой стороны, судьба Владимира Андреевича была предрешена всей его предыдущей жизнью, и с этой точки зрения действия Грозного вполне логичны. Вечно колеблющийся, двуличный, замешанный во всех заговорах двоюродный брат царя представлял постоянную угрозу для Ивана. Очевидные соображения государственной необходимости требовали покончить с этой угрозой, и через шестнадцать лет после того, как Владимир Андреевич впервые заявил о своем праве на престол, царь наконец решил навсегда обезопасить себя с этой стороны. Каких душевных терзаний ему стоило это решение, можно судить по тому, что позже Иван в покаянном порыве писал о том, что он «грех Каинов перешед». Но похоже, что выбора у него не было. Даже агент польского короля Шлихтинг заметил, что без подобных приемов Грозный не смог бы удержаться на престоле. Борьба самодержавия с приверженцами удельных порядков была доведена до крайности с обеих сторон: одна сторона утеряла чувство долга и чести, другая — чувство жалости.
***
Казнь Владимира Андреевича стала знаком того, что в опричной политике наступил поворот. Царь перешел в наступление на земщину. Опала была положена на крупнейшие земские города — Тверь, Псков и Новгород. Первые признаки царского гнева обнаружились после того, как в январе 1569 года литовцами был захвачен Изборск. Город пал благодаря измене двоих посадских людей, Тимохи Тетерина и Марка Сарыхозина, которые, переодевшись опричниками, ночью заставили стражу открыть городские ворота и впустили литовцев. Учиненный по этому делу розыск дал Ивану повод усомниться в благонадежности псковичей и новгородцев. Завершив расследование изборской «измены», царь распорядился выселить из Новгорода 150, а из Пскова 500 человек с семьями.
Прошло несколько месяцев, и осенью того же года к Грозному поступил прямой донос на Новгородского архиепископа Пимена и власти Новгорода. Известия об этом деле весьма смутны. Вроде бы доносчиком был какой-то Петр, родом волынец, который указал тайник, где хранилось письмо новгородцев к королю Сигизмунду, подписанное многими духовными и мирскими людьми во главе с Пименом. Письмо действительно было найдено — за образом Богоматери в Софийском соборе. Из него явствовало, что архиепископ с сообщниками готовится передать Новгород польскому королю.
В декабре 1569 года Иван со старшим сыном, опричниками и многими детьми боярскими покинул Александровскую слободу. Современники пишут, что цель похода, как и само движение опричного войска, держалась в тайне. Даже передовой опричный отряд Василия Хузина не знал, где находится царь: получив утром от Ивана записку с указанием, где он будет ночевать, Хузин заготавливал все необходимое для ночлега и ехал дальше. Опричные заставы занимали ямские станции и хватали тех, кто попадался им на пути. Иностранные авторы единодушно утверждают, что царь приказал убивать всех встречных, дабы никто не мог предупредить новгородцев о грозящей им опасности; пишут о том, что опричники истребили все население Клина и опустошили местность, по которой проходили.
На самом деле царь принял эти меры предосторожности совсем по другой причине. В этом году в России свирепствовал мор. Санитарные меры того времени были чрезвычайно жестокими: больного заколачивали в доме вместе с членами его семьи, даже если они были здоровы, и оставляли умирать; на дорогах и вокруг населенных пунктов стояли заставы, и караулы бросали в огонь всякого, кто пытался проникнуть из одной местности в другую. Таким образом, приказывая убивать встречных, Иван просто хотел обезопасить свое войско от распространения в нем эпидемии. Согласно данным синодика опальных Грозного, по дороге от Москвы до Клина было убито шесть человек. Подобное безлюдье одной из наиболее оживленных дорог России подтверждает, что движение по ней было запрещено в санитарных целях и что убитые были виновны в нарушении этого запрета. Сведения о разгроме Клина вообще являются выдумкой. Царский синодик упоминает всего одного убитого здесь человека.
Первым городом, подвергшимся широкому погрому, была Тверь. Подступив к Твери, Иван велел опричникам обложить город, а сам остановился в одном из ближних монастырей. Три дня опричники грабили архиепископский двор, церкви и монастыри. Затем разбой и насилия внезапно прекратились, и следующие два дня прошли спокойно. Тверичи уже было вздохнули с облегчением, думая, что гроза миновала. Но на шестой день опричники вновь бросились в город и принялись громить посад — врывались в дома, ломали утварь, высекали двери, ворота, сжигали амбары с товарами… В Твери содержались две-три сотни литовских пленников, захваченных в Полоцке в 1563 году. В глазах царя они представляли силу, на которую могли опереться заговорщики, так как только часть литовцев сидела в тюрьмах, а значительное их количество было размещено в домах тверичей. Иван распорядился умертвить всех пленников. Из тверичей пострадали те, «которые породнились и сдружились с иноземцами», — несколько десятков человек.