Все мальчишки на Мигори мечтают служить в Космофлоте. А уж тем более когда ты сын офицера… Как величественно красив был папа в форме! Как уважали его все наши родственники и соседи! И как он был бы рад, если бы я последовал по его стопам…
Уже в пятнадцать лет я знал, что у меня другой путь. Наука. Неккаристика. Отец это принял, но все равно я чувствовал угрызения совести. Как будто обманул его ожидания и упускаю уникальный шанс стать частью того, что по-прежнему вызывало у меня уважение и восхищение.
Все это, как ножом, отрезало в тот день, когда офицер и капеллан принесли нам похоронку. С тех пор Космофлот у меня ассоциировался исключительно со смертью отца и болью утраты.
И вот теперь я должен принести присягу…
– Ты согласен? – спросил дядя Филип, когда мое молчание затянулось.
– Да, – ошеломленно произнес я.
– В таком случае за дверью тебя ждет мичман Беркович. Он поможет подготовиться.
С замиранием сердца я встал и открыл дверь. В коридоре стоял лысый человечек лет пятидесяти в форме мичмана. Он отвел меня в небольшое, ярко освещенное помещение. Чей-то кабинет. На стене висел металлический герб, по обе стороны от которого красовались флаги Космофлота и Федерации. Было два стола, стулья…
– Форма здесь. – Зычный голос мичмана не вязался с его невзрачной внешностью.
Я вздрогнул, когда посмотрел туда, куда он указывал. На столе лежала бело-синяя матросская форма. А рядом автомат. Мне до сих пор не верилось, что все это происходит со мной…
– Сынок, лучше не заставлять капитана ждать, – заметил Беркович.
Я чувствовал себя как во сне, когда переодевался и натягивал на себя форму. И как только они узнали мой размер? Ах да, я же был в резерве, в Космофлоте есть мои данные. Как будто они всегда знали – чего бы я себе ни придумал про выбор гражданской профессии, рано или поздно я окажусь здесь и надену эту форму… Дядя Филип приказал мичману подготовить ее еще до того, как я дал согласие!
Планшет и обручальное кольцо я переложил в карман формы. Скоро надену его обратно, как только все устаканится.
Когда я закончил переодеваться, Беркович кратко объяснил мне, как пройдет присяга, что мне говорить и делать. Я кивнул, и он вышел из кабинета, чтобы позвать дядю Филипа.
А мне все никак не удавалось осмыслить происходящее. Что теперь будет? Я принесу присягу и останусь навсегда на флоте? Как отец? Окажусь в той же ловушке, что и в Спецконтроле? И что дальше? Как все это объяснить Лире?
В кабинет вошли дядя Филип, Ванда и Беркович. Пути назад не было. Конечно, я еще мог сказать, что передумал, но глубоко внутри знал, что не скажу. Да и куда возвращаться? Моя научная карьера все равно загублена усилиями Иши и Петрухи97.
Дядя Филип встал справа от герба, а Ванда слева. Мичман же, подойдя к столу, взял автомат и протянул мне. Я взял его и вдруг понял, что совершенно забыл весь инструктаж Берковича. Я не знал, что делать, и беспомощно посмотрел на мичмана.
– Распрями плечи, подбородок вперед, – зашептал он, подойдя вплотную. – Оружие прижми к себе, ствол подними под углом в сорок пять градусов. А теперь шесть шагов вперед, замри и смотри на герб!
Я подчинился и встал аккурат между дядей Филипом и Вандой. Они молча смотрели на меня. Затем подошел мичман и встал с той же стороны, где и Ванда, но ближе ко мне. В его руках была золотистая металлическая пластина. На ней оказался выгравирован текст, знакомый мне с детства – с тех пор, когда я мечтал о том, как произнесу его в присутствии отца…
Срывающимся голосом я назвал свое полное имя и начал читать слова присяги. О верности Отечеству, о соблюдении устава и подчинении приказам командиров… Я клялся достойно выполнять воинский долг и защищать народ Федерации.
Когда я закончил, мичман убрал пластину и вместо нее поднес планшет.
– Приложи большой палец правой руки, – подсказал он, но я уже поднял руку.
Я вспомнил, что делать. Не от инструктажа Берковича, а из детства. Как это мне рассказывал отец. Вспомнил его голос так, словно он прозвучал только что.
После меня отпечаток пальца оставил дядя Филип, затем Ванда и мичман. Все, моя присяга заверена, имя добавлено в базу данных, и теперь я навсегда вписан в Космофлот.
В этот момент я почувствовал, что все происходящее – правильно. Не знаю, что меня ждет дальше на этом пути, но здесь и сейчас я впервые за последние дни ощутил себя на своем месте. Словно блудный сын, вернувшийся к отцу.
И тут я не выдержал. Видимо, сказался эмоциональный отходняк после ферусена. Слезы набежали на глаза. Судорожно вздохнув, я быстро вытер их рукой.
– Простите, дядя… простите, сэр, – поправился я.
– Все в порядке, – ответил он, и голос его чуть заметно дрогнул.
Дядя Филип смотрел мне в глаза, и я знал, о чем он думает. О моем отце. О том, как тот был бы рад, или что-то в этом роде. Слова уже почти сорвались с его губ, но между нами было негласное соглашение – ничего не говорить об отце. И капитан Новак, помолчав, сказал другое:
– Твое зачисление в Космофлот скорее формальность. Не беспокойся о тяготах матросской жизни, она не для тебя. Когда все уляжется, демобилизуешься и вернешься к науке.
– Присяга для меня никогда не будет формальностью, сэр, – ответил я. – Но я верю, что как ученый окажусь полезнее, чем как матрос.
Дядя Филип хмыкнул и хотел что-то ответить, но отвлекся, получив сообщение по связи.
– Сейчас буду, – сказал он кому-то и затем обратился к нам:
– Корыто «троллей» уже поднялось на орбиту и жаждет пообщаться. Мичман, закончите здесь и возвращайтесь к новобранцам.
– Есть, сэр!
– Лейтенант, проведите для нашего гостя краткую экскурсию по кораблю, в заключение которой покажите его каюту. Номер три на первой палубе.
– Есть, сэр!
– А ты, Сережа, как останешься в каюте, немедленно приступи к написанию рапорта обо всем, что мне рассказал. Когда закончишь, сохрани на флешку и принеси ее на мостик. Лейтенант Новак даст флешку. Передашь мне лично в руки. Рапорт должен быть подробным, но при этом он нужен как можно скорее. Хороший ученый должен с этим справиться.
– Да, конечно, – начал я, но, спохватившись, поправился: – Есть, сэр!
Дядя Филип улыбнулся и, развернувшись, вышел из зала. Ванда подошла ко