Я поспешил на выход, терзаемый страхом и неловкостью.
«Помолился бы», – посоветовал Гемелл.
По привычке хотелось огрызнуться, но я просто покачал головой. Сегодня я уже молился и был услышан. Беспокоить Господа еще раз, просто из-за того что я боюсь, как-то стыдно.
Вот и входной шлюз. Пару секунд я молча смотрел на него, затем вздохнул и ударил кулаком по кнопке. Шлюз открылся, я вышел навстречу девушке в белом кителе и замер, не веря своим глазам.
– Ванда… – потрясенно прошептал я.
Это действительно была она.
Моя первая любовь.
Ванда Новак.
Мы ровесники и знакомы с пяти лет. Когда ее семья приходила к нам в гости или когда мы ездили к ним, взрослые нас обычно оставляли вместе, а сами усаживались за стол. Мы неплохо ладили до восьми лет. Дружили. Потом ее игры мне стали неинтересны, а ей – мои. Когда взрослые садились за стол, я уходил в дальний угол и начинал смотреть комиксы про неккарцев. Ванде это не нравилось, и она пыталась привлечь мое внимание. Получалось грубовато, я огрызался, в общем, мы рассорились.
Когда нам было по девять, дядю Филипа перевели в другой сектор по ротации, и наши семьи не виделись пять лет. За год до смерти моего отца его вернули. Во время общей встречи мы уже были достаточно большими, чтобы сидеть за столом со взрослыми. В тот раз я с Вандой почти не говорил. Она была с короткой стрижкой, которая ей совершенно не шла, какая-то мрачная, вся в себе…
А потом погиб мой отец.
Через пару месяцев дядя Филип пригласил маму, сестру и меня к ним в домик на озере, отдохнуть на каникулы. Там, конечно, была и Ванда. Мы впервые жили под одной крышей. Русые волосы Ванды уже отросли и превратились в каре, выгодно подчеркивающее лицо и шею. Она была уверена в себе, дружелюбна и вежлива, без следа той навязчивости, которая так раздражала меня в детстве. В других обстоятельствах я бы сразу заинтересовался ей.
Но смерть отца обрушила мой мир. Мне хотелось быть одному. Большую часть дня я сидел в гостиной у погасшего камина и читал про неккарцев. Уже не комиксы, а научно-популярные статьи. Они стали для меня окном в тот мир, где радость познания вытесняла боль утраты. Я мог сколько угодно размышлять над загадками умершей цивилизации. В ней была завершенность. Хороший финал многих старых сказок Земли – «они жили долго и счастливо и умерли в один день». Именно так закончили свои дни неккарцы, уйдя одновременно, не обременяя никого горечью разлуки…
Конечно, я помогал по дому и делал, если о чем-то просили, но в свободное время хотел просто сидеть в кресле у камина, пить апельсиновый сок и читать про неккарцев. И больше ничего мне было не нужно. Даже не ходил на озеро купаться. А Ванда с моей сестрой ходили, и вообще они подружились.
Дядя Филип приезжал всего два раза в увольнительные. Брал меня с собой на рыбалку. Было хорошо. Особенно я ему благодарен за то, что он не лез мне в душу, не говорил про отца, не спрашивал, как я держусь, и тому подобное. На рыбалке мы говорили только о рыбалке, а большей частью молчали. Но это поддерживало меня больше, чем все консультации школьного психолога вместе взятые.
Жаль, что это было лишь два раза. А остальное время мы жили в домике с его женой и Вандой.
И вот однажды, когда до окончания каникул оставалось несколько дней, Ванда вошла в гостиную и спросила меня о чем-то. Я оторвал взгляд от планшета, и мое сердце екнуло, когда я увидел, что она стоит у двери в одном купальнике бикини. Судя по мокрым волосам, только что вернулась с озера.
И вот я уже стою на ногах, планшет отброшен на кресло, а мой голос едва заметно дрожит, отвечая на вопрос. Ванда как ни в чем не бывало продолжает разговор, а у меня все внутри трепещет при виде ее такой… Как же умопомрачительно она выглядела в том синем купальнике!
Закончив разговор, Ванда ушла, но я уже не мог сесть обратно и читать статьи. Сердце щемило, и голова шла кругом. Время скорби закончилось. Я ожил. Реальный мир снова заиграл красками.
Я стал искать любую возможность побыть с Вандой. Мы начали разговаривать по душам. Увы, оставалось совсем немного времени. В день отлета, глядя из окна аэротакси на уменьшающийся внизу домик, я понял, что влюблен в Ванду.
Весь учебный год мы переписывались и созванивались, а на следующие каникулы дядя Филип снова пригласил нас в летний домик. Ох, как я ждал этого! Когда мы пошли с Вандой на прогулку вдоль озера, она показала мне небольшую пещеру в скале. Там было темно и холодно, пахло сырым мхом. Падавших от входа лучей солнца едва хватало, чтобы различать в полумраке черты ее лица. И тогда я сказал Ванде, что люблю ее.
– Да неужели? – с улыбкой ответила она и поцеловала меня.
В последующие дни мы сбегали с ней то в лес, то в поле. И целовались там, и не только целовались. Катя прикрывала нас перед взрослыми, хотя и без энтузиазма. После яркого лета мы встречались украдкой в городе. Законы на Мигори не столь строги, как на астероиде Кесум, однако снять семнадцатилетним подросткам номер в отеле даже у нас невозможно. Поэтому мы устраивали свидания в разных экзотических местах – заброшенных домах, глухих уголках парка и тому подобных. Их выбирала Ванда, ей нравился экстрим – риск разоблачения в самый интимный момент нашей встречи.
Мне казалось, я влюблен в нее по уши. Хотел на ней жениться. Но потом мы оба поступили – я в Университет, она в Академию Флота, – и учебные хлопоты первого курса выветрили из нас всю любовь. Она погасла как-то незаметно, сама собой, без ссор и выяснения отношений. Просто перестали созваниваться.
А теперь Ванда стояла передо мной в безупречно-белой форме Космофлота, и воспоминания ожили и нахлынули в один миг.
– Господин Светлов, я лейтенант Новак, – сказала она, глядя мне в глаза. – Следуйте за мной, я провожу вас к капитану.
Официальное обращение обескуражило меня, но, закончив фразу, она еле заметно улыбнулась кончиками губ, а в глазах