— Мин Майер, вы официально подтверждаете, что не желаете служить империи Антран, как псион?
Тон был официальный, явно под запись всё. Прикидывая что и как дальше делать, я обдумал ответ, и подтвердил:
— Не желаю.
— Зафиксировано, — подтвердил уже майор, и делая шаг в сторону, добавил. — Ликвидирован.
А стоявший в дверном проёме боевой дроид, я его за их спинами не видел, сделал один выстрел, и всё, я в этого паренька перенёсся. Даже не знаю в кого, в нагрудном кармане рубахи явно документы есть, но я руки просто боялся поднять. Вот такие дела. Пробыл я в мире Содружества, едва двадцать дней. Я думал у меня есть шанс сбежать, а те вон как поступили, им беглые псионы такой силы, даже не обученные, не нужны. По беспределу творят. Жаль боевики не настроены атаковать всех, как из хранилища достану, поквитался бы, но не успел.
— Никак шумят? — пробормотал я.
Тело всё затекло, натянутая форма туго спеленало всё, я уже часа четыре тут вижу. Были бы наручные часы, точно бы сказал, по теням от лучей солнца ориентировался больше. Однако сверху действительно немало шумели, и чем дальше, тем больше, я пытался поорать, но шум движков заглушал всё. Вот в стороне в пропасть рухнули обломки второго грузовика, уже почти догорел. Упал там, где и должен был лежать, судя по фотографиям. Кстати, я тут тоже дымом надышался. Не передать как сдерживался чтобы не кашлять. В общем, треск ниток стоял от каждого моего крика. И я понял, раньше сорвусь чем доорусь. Поэтому, двигая левой рукой, отстегнул подсумок, достав ручную гранату, о форму разогнул усики, и аккуратно вытащил кольцо, после чего просто отпустил, граната полетела вниз, пару раз стукнувшись о скалу. И раздался подрыв. Довольно громкий, эко заиграло, а я уже готовил вторую гранату, вскоре и она полетела вниз. Шум мощного двигателя стих, явно голоса слышались, когда подорвалась третья граната на дне. Похоже наши поняли, что они тут не одни.
— Эй, наверху, кто там⁈ — крикнул я, чуть осев, похоже рубаха доживала последние секунды. Аж мурашки по всему телу побежали.
— А кто это? — с трудом, но расслышал я, ветер в ущелье завывал.
— Не знаю. Очнулся, и не помню кто я. Я тут вишу на скале, вот-вот рухну вниз, у вас есть верёвка? Я еле держусь.
— Погоди пока. Держись как сможешь.
Минут двадцать ждал, пока рядом моток верёвки, разматываясь, не пролетел. Чуть позже верёвка начала сотрясаться, и вот в метре от меня повис офицер. Молодой, в задравшемся под ремнём сбруи погоне, две звёздочки.
— Наш, — сразу определил тот, и покрутил головой, изучая меня справа и слева, пробормотал ошарашенно. — Эк, как тебя. На соплях висишь, давай хватайся за меня.
— Не могу, всё тело затекло, руки с трудом двигаются.
— Понял.
Дальше тот кричал бойцам наверху, и те спустили верёвку. Другую с петлёй на конце, так лейтенант, чуть спустившись, подсунул под мою левую ногу петлю, и велел наверх, тянуть, а мне держаться за верёвку. Я и ухватился, да так что метра два вниз заскользил, пока верёвка не натянулась. Ну всё, порвал рубаху. Оказалось, это не рубаха, а брезентовый ремень, на котором подсумки крепились. Те ослабли резко, но я не потерял их, одной рукой удерживал, а второй за верёвку, и меня рывками, похоже вручную тянут, начали поднимать, лейтенант на месте остался, с интересом за всем следил. Только покачивался на ветру. А наверху, когда уже по стене волоком тащили, ухватили за ворот рубахи и вытащили наверх, а я лежал горизонтально, хрипло дыша, и приходил в себя, пока лейтенанта поднимали.
— Так это Черненко, — раздался звонкий голос одного из бойцов. — Мы думали он погиб. Хотя да, среди обезображенных тел наших его не нашли. Салага осеннего призыва. Даже год не отслужил.
Я же, повернув чуть голову, рассмотрел молодого бойца, ушастый и лысый, в летнем ХБ и панамке, через грудь у того «АК-74», вот положив руки на него, и рассматривал меня. Судя по поведению и виду, парень из старослужащих. Может и дембель.
— Он память потерял, даже имени своего не помнит, — сообщил лейтенант, его как раз смогли поднять. Кстати, нас семь бойцов вытаскивали, со здоровенным таким прапорщиком.
— Документы в нагрудном кармане, но я руки поднять боялся, сразу треск ниток шёл. Думаю, вот-вот рухну. Пять часов висел, я по тени засекал.
Говорил это, поворачиваясь на бок. Меня санинструктор осматривал, снимая всё что на мне было и форму тоже. Кирзачи уже стянул.
— Этого бойца помнишь? — спросил летёха, ткнув пальцем в парня, который меня опознал как Черненко.
— Нет.
— Это что?
— Автомат. «Семьдесят четвертый», со складным прикладом.
— Пять умножить на семьдесят девять?
— Правильно от больших чисел начинать. А так триста девяносто пять.
— Верно. Кто написал стихи о няне?
— Пушкин и Есенин, они оба писали.
— Ага. А это что?
— Кеды турецкие.
— Хм. А это?
— Курвиметр.
Лейтенант убрал прибор в планшетку с картой, и хмыкнул.