–Болит? – спросил Норов, заканчивая перевязку.
–Нет,– коротко отозвался Дауд.
Норов потрогал лоб Дауда, он был горячим; от перелома поднялась температура. Конечно, ему было больно, но напрасно было бы ожидать, что он в этом признается. Норов понимал, что тот не одобряет его поступка с Оксаной, но свое мнение Дауд вслух не высказывал, и Норов был ему за это благодарен.
–«Мердеседес» надо будет куда-нибудь отогнать и бросить,– сказал Норов.
Салман, следивший за операцией с переднего сиденья, даже подпрыгнул.
–Как бросить? – вытаращился он на Норова.– Нельзя такой машина бросить!
–У нас нет на него документов.
–Тут есть документы, я их нашел уже! Вот! – он открыл крышку бардачка и вытащил бумаги.
–На кого документы? – по-деловому спросил Дауд.
–На человек какой-то, вот тут фамилия написана.
Он протянул бумаги Дауду, тот принялся их рассматривать.
–Какая разница, на кого? – продолжал убеждать Салман.– Домой пригоним, нам новые документы сделают. И номера сделают, и документы.
–На этой машине трупы! – резко возразил Норов.
–Зачем трупы? Нет никаких трупов! На нем я поеду!
–А если тебя остановят, что скажешь?
–Ничего не скажу, денег дам. Дядя Паша, ты подумай: это новый «мерс»! Совсем почти новый! Шестисотый! В Саратове только два таких!
Он не сводил с Норова умоляющих горящих черных глаз. Норову стало жаль мальчишку.
–Да нельзя же! Дауд, скажи ты ему!
Дауд не ответил. Он явно тоже не представлял, как можно расстаться с шестисотым черным «мерседесом». Оба были сейчас как волки над загрызенной добычей. Брать с собой бандитский «мерседес» Норов считал огромным неоправданным риском, но после того что чеченцы сделали для него этой ночью, он не мог им отказать.
–Ладно,– уступил он.– Поступайте, как хотите, но я поеду на своей «девятке».
–Мы с тобой вместе на «девятке» поедем, – сказал Дауд.– А Салман пусть на «мерсе». Если его остановят – он не с нами.
–Я скажу, вас не знаю! – поспешно согласился Салман.– Сам один еду.
Норов был совершенно измучен, но все же вновь потрепал Салмана по затылку, как раньше, в банкетке.
–Дурачок….
Салман понял, что ему разрешили и просиял.
–Зачем дурачок, дядя Паша? – ломаным баском отозвался он.– Очень умный! Да, Дауд?
Дауд только махнул на него рукой.
–Я так поведу, никакие менты меня не остановят!
–Стволы хотя бы выбрось по дороге! – сказал Норов.
–Как стволы выбросить?! – вновь округлил глаза Салман.– Хорошие стволы! Они денег стоят!
* * *
Народу в супермаркете действительно оказалось немного, должно быть, основной поток покупателей уже схлынул, правда и полки были уже полупусты. Пока Ляля и Анна выбирали продукты, у Норова зазвонил телефон. Это был Жан-Франсуа. Норов отошел в конец зала, чтобы поговорить без помех.
–Тело нашли, Поль! – голос Жана-Франсуа был сдавленным и срывающимся.
У Норова екнуло сердце.
–Значит, ее все-таки убили!
–Поль, с ней сделали что-то страшное! Ее пытались сжечь!
Он издал странный горловой звук, похожий на птичий клекот. Норову показалось, что его душат слезы.
–Пытались сжечь живьем?!
–Не знаю… Может быть, уже после… Я был там, Поль, когда ее отыскали… я видел то, что от нее осталось… Кошмар! Такое мог сделать лишь маньяк! Я прямо оттуда, еще не опомнился…. Еду домой и звоню тебе…– Голос его сорвался.– Можно я к тебе приеду, Поль? Прямо сейчас?
–Конечно, Ванюша. Приезжай! Правда, я в данную минуту в Тулузе, но я уже выезжаю. Дай мне часа полтора, я постараюсь успеть.
–Спасибо, Поль…
Несколько минут Норов стоял с телефоном в руке, приходя в себя. Потом сунул телефон в сумку и подошел к девушкам, которые ожидали его у кассы с двумя тележками. Ляля набрала столько всякой снеди, будто собиралась жить у них долго, причем, не одна, а с толпой родственников. Анна уже выложила часть продуктов назад на прилавки, но все равно первая тележка оставалась с верхом, вторая – загруженной наполовину.
–Да нам тут на два дня еле хватит! – доказывала Ляля Анне.– Я себе одной в Москве больше беру! Завтра опять что ль ехать?
Анна сразу заметила перемену в Норове.
–Что-то плохое?
–Потом, – коротко бросил он.
Когда он расплатился, молодая кассирша, с любопытством прислушивавшаяся к их разговору, поинтересовалась:
–Извините, вы какой национальности?
–Шведы,– машинально буркнул Норов.
–А похожи на итальянцев,– улыбнулась девушка.
–Вот именно! – с торжеством подхватила Ляля, оборачиваясь к Норову и Анне.– Мне все говорят, что я – вылитая итальянка!
–Тебя это радует? – спросила Анна.
–Конечно! Кому охота быть похожим на русского!
–Шведы в родстве с итальянцами,– рассеянно заметил кассирше Норов. – Если видите человека похожего на итальянца, значит, это – швед.
–Правда? Не знала. Вы здесь на отдыхе?
–На миссии.
–Понятно,– вежливо кивнула девушка, но было заметно, что она ничего не поняла.
* * *
–Ну и как мы теперь все это донесем до машины? – спросила Анна на улице.
–Мы с тобой подождем здесь, а Пашка машину подгонит,– предложила Ляля.
–Разумно,– согласился Норов.
–Я пойду с тобой,– сказала Анна.
–Тогда уж и я! – объявила Ляля. Похоже, она опасалась, что Норов и Анна сбегут, бросив ее одну.
–Останься, я быстро,– сказал Анне Норов. – Заодно за продуктами присмотришь, а то вдруг потом йогуртов не досчитаемся.
–Паш, кончай что ли меня чморить! – запротестовала Ляля.– Я те че, клептоманка что ли? Если на то пошло, я уж лучше тогда фуагру с трюфелями съем! Видал, я взяла три штуки, в таких черных шелковых мешочках с печатью?
Ее настроение заметно улучшилось, она повеселела.
* * *
В Харьков Норов с чеченцами прибыли под утро, еще не рассвело. На пейджере Норова висело два сообщения от машиниста и полковника, смысл которых был одинаков: состав стоял в товарном дворе вокзала, ждали открытия таможни.
Оставив машины на площади перед вокзалом, они первым делом отправились в туалет, где Норов с Даудом добрых полчаса приводили себя в порядок: чистили джинсы и отмывали ботинки от грязи. Рвоту, попавшую на штанины, Норов отскребал ключом от машины. Сломанная рука Дауда висела на самодельной подвязке, и Салман старательно помогал ему.
Травмпункт располагался прямо в здании вокзала, в подвале. В приемной уже томилось человек восемь с окровавленными физиономиями и переломанными или изувеченными конечностями. Пьяные среди них составляли большинство, иных сопровождали друзья или родственники, тоже нетрезвые. Стульев не хватало, иным приходилось оставаться на ногах, мест никто никому не уступал.