По залу прокатился ропот — такого откровения никто из иерархов явно не ожидал. Даже Таллис выглядел пораженным.
По лицу Теагана ничего сказать было нельзя, разве что презрение, с которым он смотрел на Сантори, проявилось сильнее.
Сантори между тем поднял голову.
— Неправда! Я делал все это не из гордыни, а из любви!
— Объясни, сын людей Сантори, — приказал Теаган.
— Из любви! — повторил тот. — Я люблю Пресветлую Хейму! Рядом с ней нет равного, нет того, кто ее достоин! Я бы стал именно таким — ее бессмертным мужем! — сейчас его глаза горели яростным огнем фанатика.
Я откинулся на спинку стула, внимательно изучая бывшего иерарха.
Была ли это еще одна нить, подобная той, что прежде опутывала Теагана? Кто-то нашел слабину Сантори, эту его влюбленность в божество будто в смертную женщину, и за несколько лет превратил достойного в прошлом человека в одержимого безумной идеей и готового ради ее воплощения на любые преступления?
— К списку твоих преступлений, сын людей Сантори, добавляется святотатственная гордыня, — проговорил Теаган и повернулся к целительнице, которая вошла следом за Вопрошающем.
— Сестра Дея, верно ли, что ты умеешь лечить не только тела, но и души?
— Да, светлейший, — та поклонилась.
— Определи, в здравом ли рассудке находится сын людей Сантори.
Несколько минут прошло в молчании, пока целительница выплетала нужные руны, а потом те сливались одна в другую, меняя форму. Картина напомнила мне руническую ретрографию, хотя сами руны отличались.
Наконец она опустила руки и все знаки истаяли в воздухе.
— Дух сына людей Сантори взбудоражен и болезненно напряжен, но до безумия его состояние не дошло.
— Хорошо, сестра. Теперь определи, какое время пребывания в Залах Покаяния Бьяра потребуется, чтобы дух сына людей Сантори оказался сломлен.
Сантори вздрогнул, развернулся, насколько мог, к Теагану, уставившись на него с ужасом и гневом.
— Нет! Нет, ты не посмеешь! Нет-нет-нет…
Теаган сделал знак одному из Достойных Братьев и тот моментально накинул на подсудимого звуковой щит. Теперь можно было лишь видеть, как тот трясет головой и как шевелятся его губы, повторяя одно и то же слово.
Вновь в воздухе начали вспыхивать многочисленные руны.
— Исходя из теперешнего состояния сына людей Сантори, через три месяца пребывания в залах Бьяра в его духе появятся неизлечимые надломы, а еще через две недели его дух будет сломлен.
— А какой срок способны будут выдержать там его тело и разум?
В этот раз проверка оказалась куда короче.
— Тело сына людей Сантори здорово, а разум, несмотря на напряжение духа, ясный и острый. По моей оценке, первые пять месяцев в залах Бьяра вреда им либо не будет вовсе, либо будет незначительный. Заметный вред проявится через восемь-двенадцать месяцев. Через тринадцать — пятнадцать месяцев он умрет.
— Благодарю, сестра, — Теаган жестом отпустил целительницу и повернулся к подсудимому. — Сын людей Сантори, ты знаешь свои преступления. Ты продолжаешь упорствовать в своей кощунственной гордыне. Ты не раскаялся. Ты будешь привязан к Залам Покаяний Бьяра до конца жизни. Но когда-то ты, сын людей Сантори, был талантливым магом-артефактником, когда-то твоя жизнь приносила пользу… Ты проведешь в залах Бьяра четыре месяца — или больше, если это потребуется, чтобы полностью сломить твой дух и свести на нет ту опасность, которую ты представляешь для человечества. Когда это случится и будет засвидетельствовано целителями, ты получишь позволение переселиться в малую мастерскую. Ты будешь создавать те артефакты, которые тебе прикажут. За каждую испорченную заготовку тебя будет ждать один день в залах Бьяра. За каждую попытку саботажа — попытку сделать артефакт с иными свойствами, чем приказано, попытку сделать артефакт для себя, попытку скрыть что-либо от надзирателей — тебя будут ждать тридцать дней в залах Бьяра.
Ужас на лице Сантори с каждым словом Теагана становился сильнее. Его губы беспрерывно шевелились, произнося какие-то слова, но щит глушил все звуки.
— Благая Сестра? — привычно спросил Теаган, но в этот раз она отреагировала не сразу. Сперва бросила долгий взгляд на Сантори, нахмурилась, еще помедлила. Но потом все же поклонилась, так ничего и не сказав.
— А знаешь, в новом подходе Теагана к вынесению приговоров на основе пользы что-то есть, — с явным удовольствием в голосе проговорил Таллис, наклонившись ко мне.
— Что заставило вас так подумать? — спросил я, наблюдая, как Теаган проводит голосование. В этот раз «за» высказался даже упрямый настоятель Первого Храма.
— Сантори должен был бы получить пожизненное заточение в Залах Покаяния Бьяра — именно такой приговор вынес бы Теаган прежде, и именно такой приговор вынес бы я сам, — сказал Таллис. — Но в залах Бьяра долго не живут. Полгода-год, может быть, полтора, и сердце отказывает даже у самого здорового и крепкого человека. Однако Сантори не только будет мучиться куда дольше — пусть с перерывами — так он еще успеет создать множество так необходимых нашим воинам амулетных щитов.
— Почему мучиться? Ему достаточно не нарушать правила…
— Правила ладно, — Таллис небрежно махнул рукой, — но ни один, даже самый лучший артефактор, не сможет полностью избежать случайной порчи заготовок. Сантори придется снова и снова возвращаться в залы Бьяра.
Голосование между тем завершилось и звуковой щит был с подсудимого снят.
— Принимаешь ли ты, сын людей Сантори, свой приговор?
— Нет! — категорически отказался тот. — Нет, не принимаю!
— Тогда у тебя есть право…
— Верховный магистр! — крикнул Сантори, не дослушав Теагана. Впрочем, как бывший иерарх, он и без того должен был знать какое именно право у него было. — Верховный магистр, я не прошу о помиловании! Дайте мне смертный приговор! В вашей власти отменить мое назначение иерархом и велеть вычеркнуть из всех списков так, будто меня никогда не было. Тогда ничто не помешает приговорить меня к смерти!
Таллис посмотрел на Сантори с любопытством.
— Это в моей власти, — согласился он. — Но