Морщась, я пыталась дотянуться до колеса. Боль пронзила правое бедро, когда я попыталась встать на одно колено. В висках застучало. Я попыталась повернуть колесо, но оно не сдвинулось и на дюйм. Как будто было намертво вмуровано в дверь.
– Что там с другой стороны? – спросил Персиваль.
– Погоди минутку. – Архонт, дай мне сил. Попаду ли я вообще на другую сторону?
Я стиснула зубы и огляделась. На стене были вырезаны какие-то фигуры. Изображение находилось в трех футах над землей, точно напротив колесика в двери.
Над головой маячил сияющий шарик, посланный Персивалем осветить мне путь. Я перекатилась на правый бок, чувствуя боль и в здоровой, казалось бы, ноге. Я поползла на другую сторону, всем телом пластаясь по земле. Подобравшись ближе к цели, я заметила четыре каменные фигурки на земле под изображением на стене.
Это были уже не те символы, что у колеса на двери: птица, звезда, песочные часы и яблоко. Фигурки сочетались с резьбой на стене, как пазл для детей. Только в отличие от детского пазла этот наверняка имел смертельные последствия. Потому что между этими фигурками я заметила щели для лезвий, точно такие же, какие были и в лабиринте.
Я пыталась ясно мыслить сквозь пелену боли. На лбу выступил холодный пот.
Вряд ли же надо просто расставить фигурки в правильные отверстия!
– Кажется, тут головоломка! – воскликнула я. Не хотелось бы, чтобы все пошло не так.
Над рисунками кто-то выгравировал слова на языке, который я так и не разобрала. Что-то еще более древнее, чем тиренианский. Возможно, это были подсказки или инструкции, прочитать их я все равно не могла. В голове пульсировала боль, и я с трудом сдержала поступающую рвоту.
Я оглянулась на дверь. Может, колесо связано с головоломкой?
Изображения на колесе были древними символами, олицетворяющими полузабытых старых богов. Про них даже был детский стишок, ныне запрещенный Орденом.
Тис, полумесяц и ключ костяной,
Девушка станет старухой седой,
Пес белый преданно в очи глядит,
Но страшный голод все вмиг поглотит.
Я вся дрожала. Боль сводила с ума. У меня пересохло во рту.
Думай, Элоуэн, думай. Это ведь явно не просто стишок? Скорее загадка. И у нее был ответ. Что за голод, который все поглощает?
Тисовые деревья в Мерфине означали смерть. Белые псы были символами старого забытого бога смерти. Юная дева, превращающаяся в старуху. Первым ответом, приходящим в голову, была смерть. Кажется, из всех людей лишь я понимала ее ненасытность.
Но среди каменных фигурок такого варианта вроде как не было. Может, конечно, я неверно распознала какой-то символ, но ничего, что явно означало бы смерть, я не видела.
У меня закружилась голова. Из-за острой боли в бедре было трудно ясно мыслить.
Дрожа, я взяла песочные часы. Время… Время же тоже поглощает, верно? Высушивает растения и людей, превращает кости в пыль. Было ощущение, что моя бедренная кость уже вся так вот осыпалась.
Если я ошиблась, сейчас в меня полетят стрелы или лезвия. Но выбирать-то в любом случае надо. В данный момент – из двух зол: либо медленная смерть, либо быстрая.
С трудом сглотнув, я вставила песочные часы в подходящее отверстие. За спиной раздался щелчок, и я, обернувшись, увидела, что колесо на двери слегка сдвинулось с места. Мое сердце забилось быстрее, я по-прежнему держала песочные часы там, куда я их вставила.
Лезвий не было. Я с облегчением выдохнула.
Дверь со скрипом отворилась. Но когда я вынула песочные часы, решив, что дело уже сделано, дверь снова начала закрываться.
Я посмотрела на фигурку песочных часов. Снова вставила ее на нужное место и в этот раз придержала, чтобы она не выпадала. Дверь со скрипом отворилась, и я увидела ведущую наверх каменную лестницу, окрашенную в сумеречные оттенки фиолетового и персикового. Ступеньки были усыпаны дубовыми листьями. Но в лабиринте дубов не было…
А значит, вот она, желанная свобода.
Я медленно выдохнула. Вот и он, мир за пределами лабиринта.
Однако вставив фигурку в нужный проем, я запустила еще одну ловушку. Из трещин в полу вдруг хлынула вода. Трещины эти становились все шире, вода быстро поднималась. Но я не посчитала это серьезной угрозой, потому что из открытой двери подул свежий ветер, пахнущий лесом.
Мое сердце затрепетало, как крылышки колибри.
– Персиваль! – мой голос эхом отражался от каменных стен. – Скажи всем, пусть спускаются сюда. Выход здесь.
Я перенесла вес тела на здоровую ногу, продолжая удерживать фигурку в отверстии. Прохладный ветерок ворвался в подземелье через дверь.
Надежда зажглась во мне, даже когда ледяной воды в яме было уже по щиколотку. Вот соскользнула вниз по виноградной лозе Сазия, спрыгнула, разбрызгивая воду.
Когда она оглянулась на меня, в ее глазах светилась радость.
– Неужели это правда? – ее веселый смех подхватило эхо. – Мы это сделали, Элоуэн.
– Беги скорее! – крикнула я.
Она вышла наружу, и я услышала ее восторженный возглас:
– Мы живы!
Следом за Сазией по лозе спустился Хьюго, с плеском приземлившись рядом со мной.
– Отличная работа, Элоуэн.
Как только в яму спустился Годрик, они с Хьюго взялись за руки и поспешили на выход.
Где-то в глубине моего сознания зудела мрачная мысль, подобная похоронной песне. Кому-то придется остаться, чтобы держать дверь открытой…
Просить кого-то пожертвовать собой я, разумеется, не собиралась. Кем бы я была после этого?
Вниз спустился Персиваль, он улыбался мне. Наверху вдруг послышался протяжный волчий вой.
– Пошли, – сказал он, протягивая руку.
Я тяжело сглотнула.
– Ты первый. А я сразу за тобой.
Он нахмурился.
– Почему ты не двигаешься? Хочешь, чтобы я тебя на руках нес?
– Мне нужно удерживать фигурку, иначе дверь снова захлопнется.
– Элоуэн, нет. Я тебя здесь не оставлю.
– Тогда поднимись по ступенькам и найди большой камень или что-то, что могло бы удержать дверь открытой. Это даст мне достаточно времени, чтобы пробраться за тобой. Поищешь?
Он почесал подбородок, затем кивнул и подошел к лестнице, а холодная вода меж тем уже доставала мне до бедер. Мое горло горело, и мне ужасно хотелось наклониться и немного попить. Но отец всегда говорил, что воды неизвестного происхождения могут нести чуму. От этого и умерла моя мать.
У меня стучали зубы, а с лестницы веяло прохладой. Пожалуй, тот тип в татуировках оказал нам большую услугу, сбросив меня в эту яму.