С шумом поднялась вся воронья стая, отлетела в сторону и расселась на сучьях старого, высохшего карагача, жадно поглядывая на оставленную добычу.
Над гребнем откоса мелькнул сперва конец ружья, потом красный верх киргизского малахая.
– Вон оно как! – говорит один всадник, шагом подъезжая к саклям.
– Это Назар-Кулки следы, – отвечает другой. – Теперь берегись! Вот он всегда так: пойдет с русскими воевать, на белых рубах только издали посмотрит, а по кишлакам пакостит.
– Вчера ночью мы слышали, помнишь?
– Это пальбу-то?
– Ну да. Это здесь было.
– Нет, то русские ружья были, а ты смотри, где их следы. Русские всегда со своими повозками ходят, кованый след сразу виден, а он где?
– Может, без повозок были?
– Да уж там все равно: надо нам теперь ух как поглядывать; если бы у нас вместо одной пары глаз по десяти было, так и то всем достало бы вволю работы.
– А слушай-ка, Юсуп: кони наши ведь того…
– Да, притомились.
– Орлик сегодня утром шестой раз споткнулся.
– Да мы дальше не поедем сегодня, разве что ночь скажет, а пока надо переждать. Ты чего ищешь?
– Все пожгли, проклятые: хоть бы один сноп оставили!
– Погоди! Я по саклям пошарю, может быть, ячменя найду, а то ведь беда: наши кони, шутка ли, вот уже второй день только сухую колючку гложут.
– Эх, Орлик, Орлик! – говорил Батогов, слезая с лошади и поглаживая ее, – подвело тебе бока, сердечному. Ну, потерпи, друг, и для нас с тобою настанут красные деньки. А что, – обратился он к Юсупу, – отсюда до Каттакургана сколько верст примерно будет?
– Коли б ехать прямо, без опаски, то на свежих конях сегодня еще много до ночи поспеть можно.
«Так близко! – подумал Батогов, и у него сердце сжалось от нетерпения. – Так близко! Ведь там русские, там…»
Странное чувство вдруг охватило Батогова: ему стало как будто жалко того, что осталось сзади. Ему захотелось еще хотя немного отдалить эту минуту, когда он увидит желто-серую насыпь каттакурганской цитадели и торчащую на ней фигуру часового в русском кепи с назатыльником.
– Эй, эй! – кричал Юсуп, высовываясь из отверстия в крыше одной из сакель.
– Эй! – отозвался Батогов.
– А я корму нашел и себе, и коням.
– Тащи!
– Иди, помогай: кап (мешок) такой тяжелый! Хватай за конец, вот так!
Закинув поводья на шею лошади, Батогов взобрался по выдающимся камням на стену сакли, ухватился обеими руками за край мешка и потащил. Юсуп поддавал снизу, острые края камней прорвали полосатую ткань капа, и по стене побежала широкая желтоватая струя ячменных зерен.
– Держи прореху! – кричал Юсуп.
– Ничего, с нас хватит! – говорил Батогов, сваливая мешок на землю.
Глухо стукнул тяжелый кап, и вслед за этим стуком послышался другой, более легкий, отдаленный стук. Юсуп пригнулся и стал прислушиваться. Батогов быстро соскочил со стены.
– Опять… – шептал Юсуп.
– Да, это стреляют – ясно… Вон опять…
– Это недалеко… Бац! – это пушка…
– Нет, та глуше. Смотри на лошадей.
Орлик, как добрая боевая лошадь, не оставался равнодушным к этим далеким, чуть слышным выстрелам, несмотря на крайнюю усталость и голод: он навострил уши, высоко поднял голову и подобрался.
– Нам пока здесь, на виду, торчать не приходится, – говорил джигит, – заберемся-ка хоть на этот двор. В случае беды, вон тою дорогою опять в ущелье уйдем. Видишь, видишь?
Батогов еще прежде увидел то, на что указал Юсуп. Обе лошади были торопливо уведены за стенки разграбленного дворика и поставлены в темный угол полуразвалившейся сакли. Хозяева их приютились в расселине стены, взобравшись на остов арбы с обгорелыми колесами. Юсуп ползком выбрался-таки на улицу, подполз к тому месту, где лежал разорванный кап, и стал поспешно нагребать ячмень в полы своего халата. Затем, нагруженный кормом для своих проголодавшихся коней, он отретировался обратно, говоря:
– А мы все-таки свое дело делать будем. Давай-ка торбы.
– Гляди, сколько их на той горе высыпало, – сообщал Батогов, приложив руку ко лбу в виде козырька.
– Назарка, Назарка: это его красные! – шепнул Юсуп. – Вон и пешие видны.
На одном из самых отдаленных пригорков, по крайней мере, верстах в трех от кишлака, показалась сперва маленькая, черная точка. В этой точке опытный глаз наблюдателя сейчас же узнал бы всадника, мало того – всадника, вооруженного длинною пикою. Рядом с этою точкою через несколько секунд показалась еще другая точка, там еще и еще… Вся кучка тихонько спустилась с прежнего пригорка и взобралась на другой. Маленький клубочек белого дыма вспыхнул над этою группою, и, много спустя, в воздухе что-то слегка треснуло. На соседних курганах тоже показались отдельные всадники.
– Вот так и в прошлый раз: я чуть-чуть не наткнулся.
– Здесь же?
– Нет, в тот раз я далеко не забирался.
– Сюда двигаются… А это слышишь? Это пушка.
– Там, вон за теми курганами, – уверенно говорил Юсуп, – русские стоят. Я уж это вижу по Назаркиным уловкам. Как хитрит, как хитрит! Вот он в обход идти собирается. А наших, должно быть, мало.
– Каких это наших?
Батогов искоса взглянул на своего товарища.
– Каких наших? конечно, русских, а ты думал, я про эту орду?..
Юсуп презрительно взглянул на конную толпу, в которой уже можно было рассмотреть значки1 и белые тюрбаны наездников.
– Да, наших, должно быть, немного. – Юсуп сделал ударение на слове «наших»: не придирайся, мол. – Я это думаю потому, что те больно храбрятся.
Несколько всадников отделились от толпы и рысью пошли к кишлаку… Маневрируя, мало-помалу, вся неприятельская партия подвигалась к деревне, и нетрудно было догадаться, что через десять минут отступление будет невозможно.
– Ну, нам пора.
– Эх, пора! – вздохнул Батогов и стал взнуздывать Орлика, жевавшего ячмень с таким усердием, что беловатая пена выступила у него за щеками и во все стороны летели мокрые зерна, когда лошадь порывисто рылась мордою в обильно засыпанном корме.
– Мы выведем лошадей вон в тот пролом, так и проберемся опять в лощину за саклями, – сообщал Юсуп свои планы.
– Нас не успеют и заметить, – говорил он, торопливо пробираясь вдоль стены со своим Серым.
Действительно, времени терять было нельзя: уже слышны были голоса скакавших джигитов. Один голос кричал громче всех, и Батогов слышал даже слова: «Они пушки с собою привезли, эти собаки!»
– Так вот она, причина отступления, да еще такого поспешного! – подумал Батогов, рысцою выбираясь по задворкам разграбленного кишлака и прижимаясь к самой шее Орлика там, где в