Подняв голову, я вижу, что передо мной стоит Сара Уайт.
– Спасибо, – говорит она. – Защищать меня было необязательно, я сама сделала свой выбор, но рада, что вы за меня вступились.
– Я просто сказала правду. И им надо было ее услышать.
Сара отворачивается, чтобы уйти, и вид у нее такой грустный, что я беру ее за руку. Я хочу избавить ее от стыда, показать, что не все в Крюке считают ее парией.
– Их мнение о тебе не имеет значения, Сара.
– Дело же не только в них, Марта, а и во всех остальных тоже. Трудно выиграть в гляделки у всего города, – говорит она и идет платить за покупки.
Я смотрю, как Сара уходит, уткнувшись подбородком в воротник платья, чтобы защититься от порыва холодного ветра. Мне больно думать о том, как она одинока и как большая часть горожан ее избегает. Теперь, раз у нее уже есть ребенок, мужа найти ей будет сложнее, но надежда остается, и я решаю, что надо помочь ей найти мужчину, который полюбит ее такой, какая она есть.
Снова повернувшись к швейным принадлежностям, я произношу:
– Где же иголки?
– Слева за тобой. Вторая полка снизу, зеленая банка, – кричит Коулман из передней части магазина.
– Ты все слышал?
– Я почти слеп, мистрис Баллард, но на слух не жалуюсь.
И действительно, иголки там, где он сказал. Я достаю из банки упаковку, потом роюсь в соседней банке, выбирая пуговицы, и наконец несу все к выходу.
Поставив корзину у ног, я опираюсь на прилавок.
– Даже боюсь спросить, насколько хорош твой слух.
– Ну ты не особенно старалась говорить тихо. Да и все равно они это заслужили.
– Возможно, но с моей стороны это было не по-доброму.
– А разве их обвинения в адрес Сэма Дэвина – это было по-доброму? – спрашивает он.
– Нет. Хотя, наверное, такова человеческая природа.
– Это лицемерие-то?
– Ну да. Они чувствуют себя лучше по поводу своих прегрешений, когда других людей ловят на том же самом.
– Но Сэма с Мэй ни на чем не поймали.
– Поэтому-то я и не смолчала.
– За то ты мне и нравишься, – говорит Коулман и поворачивается к шахматной доске. – Так чем могу служить сегодня утром?
Я подвигаю через прилавок пакетик иголок, горку пуговиц и шелк.
– Это всё?
Есть с десяток вещей, которые мне хотелось бы купить, – новый чугунный котел для кухни, комплект синих стеклянных бутылок для рабочей комнаты. Но и на этот раз я, как обычно, когда захожу сюда, вспоминаю о том, что мне действительно нужно.
– Всё. Ну разве что ты знаешь, куда забрали Джеймса Уолла.
– Я слышал, что он на тюремном дворе в Форт-Вестерн, пока не выплатит долг.
– То есть он заплатил залог?
Коулман кивает.
– Вчера.
Тюремный двор и тюрьма – это совсем разные вещи. Последнее – ровно то, чем кажется. Арест и заключение на определенный период времени. Первое же представляет собой довольно мягкую процедуру, по которой люди, ждущие суда или арестованные за невыплаченный долг, могут заплатить залог и дальше в течение дня заниматься своими делами – в определенных пределах, – но к ночи должны вернуться в тюрьму. Пределы их свободы – на милю с каждой стороны реки на участке от Милл-Брук до поворота Уотер-стрит. В тех редких случаях, когда дом или место работы человека не попадают в эти пределы, их тоже включают.
Коулман какое-то время разглядывает меня – кажется, обдумывает, рассказывать ли мне что-то еще. Между зубами у него застрял кусочек еды, он теребит его языком, а потом говорит:
– Этот ваш новый доктор поднял настоящую шумиху.
– Он не мой! – протестую я.
– Большинство вроде рады, что он приехал. Если в городе будет еще один настоящий доктор, нам это только на пользу, говорят люди. И у него есть деньги. – Тут Коулман криво ухмыляется. – Так что я его не ненавижу.
– Деньги?
– О да. Его молодая жена приехала в пятницу. Скупила полмагазина, чтобы обставить дом. – Он многозначительно смотрит на меня. – Она беременна на позднем сроке. Всего несколько месяцев осталось, я бы сказал.
– Они снимают где-то комнаты?
– Нет. – Он качает головой. – Дом. С той стороны реки. Они сняли старый дом Макмастера возле бакалейной лавки.
– Это многое объясняет, – бормочу я.
– Будь с ним осторожна, Марта. Он ясно дал понять, что ты ему не нравишься. Что ты лезешь не в свои дела.
– Это взаимно.
– Возможно. Но он вербует себе союзников. И это в конечном счете тебе повредит. Если учесть фиаско с Бёрджесом. И роды Грейс Сьюалл.
– Ты про это слышал?
– Он сам всем рассказывает. Якобы это ты настояла на том, чтобы дать Грейс почти смертельную дозу лауданума. Он был против, но послушался, потому что ты знаешь пациентку. Хотел наладить отношения с местной повитухой после стычки в суде. Он же такой славный парень.
– Ах он паршивец! Я ни в коем случае не…
Коулман накрывает мою руку своей.
– Я знаю. Но вот с этим ты имеешь дело, и тебе нужно знать, что происходит.
Я со стоном опираюсь локтями на прилавок.
– Чертов Бёрджес. Если б он не был уже мертв, я б его сама убила за то, сколько бед он причинил.
– Говорят, он продолжает создавать проблемы.
Я поднимаю голову и вижу, что Коулман пытается скрыть ухмылку.
– Барнабас Ламбард?
– Он был изрядно потрясен, когда Эймос отдернул тот брезент. Потребовал рассказать, что случилось. И Эймос ему все рассказал. А потом этот пристав пошел прямо в кабинет к Генри Сьюаллу и изучил протоколы суда. Судя по тому, что я слышал, он, похоже, согласен с твоей оценкой.
– Мне начинает нравиться этот парень.
– Ну, он-то тебя сейчас не особенно любит.
– Пусть не любит, главное, пусть задает правильные вопросы.
– Может, ты когда-нибудь об этом пожалеешь, – смеется Коулман. – Этот парень не из тех, кто останавливается.
Я складываю все покупки в корзину и вешаю ее на локоть.
– Спасибо. За товары и за сплетни.
– Всегда пожалуйста. – Он снова сжимает мою руку своей старой обветренной ладонью. – Будь осторожна, Марта. Люди развернулись против Ребекки Фостер. А теперь разворачиваются и против тебя.
Лесопилка Балларда
Четверг, 17 декабря
Четверг, 17 декабря. – Роды. Дочь господина Стоуна. Вчера в двенадцатом часу Кларисса Стоун родила мертвую дочь. Операцию делал доктор Бенджамин Пейдж. Как мне сообщили, конечности ребенка были сильно вывернуты. Этот человек не умеет принимать роды с ягодичным предлежанием.
Ханна сообщила мне новость сегодня днем. На следующий день после того, как я отчитала Клариссу Стоун в лавке Коулмана, она начала рожать. И вместо того, чтобы позвать меня, как и следовало, обратилась к доктору Пейджу. Это я виновата. Я точно знаю. Я была с ней очень строга за то, что она сторонится Сары и сплетничает о Сэме. Но такая цена слишком высока. Для нее и для меня.
Я откладываю перо.
Закрываю глаза.
Плачу.
Лесопилка Балларда
Пятница, 18 декабря
Эфраима уже нет.
Вот какой страх