1914 год. Гибель русской гвардии - Андрей Юрьевич Петухов. Страница 15

роты и распорядился поддерживать связь с семёновцами. 3-й и 4-й батальоны до поры оставались в полковом резерве. Артиллерия встала на позицию на правом берегу реки Гелчев к северу от деревни Воля Гадзеницкая и открыла прицельный огонь по наступающему неприятелю. Шрапнели рвались над самыми головами вражеских пехотинцев на высоте 4–6 метров от земли, буквально выкашивая их ряды. Понеся ощутимые потери, австрийские цепи залегли. При свете дня нам ровном поле они оказались как на ладони. Не давая врагу поднять голову, дружными очередями били гвардейские пулемётчики. Все дальнейшие попытки австрийцев продолжить атаку завершились неудачей. Любое движение неприятеля подавлялось шквалом огня. В итоге наступление австрийцев на свежие гвардейские части по ровному картофельному полю в ясный солнечный день быстро захлебнулось. Вражеская артиллерия пыталась поддержать свою пехоту, но её позиция находилась слишком далеко от линии боевого столкновения. Шрапнели рвались высоко над головами егерей, не принося им значительного урона.

К полудню окончательно потеряв связь с семёновцами, генерал Буковский решил усилить открывшийся правый фланг полка и развернул там 4-й батальон. Во время всего боя командир полка действовал на опережение, стремясь предотвратить любую возможную опасность. Умело используя артиллерию, он стремился победить малой кровью. Как только стало ясно, что австрийская пехота выдохлась, а остатки её цепей отошли к опушке леса, генерал Буковский начал подготовку решающей атаки. Вместе с полковым адъютантом штабс-капитаном Светозаровым{39} он отправился на позицию артиллерии. Посовещавшись, отдал приказ командиру 2-го артиллерийского дивизиона полковнику Папа-Фёдорову{40} начать артподготовку. Для стрельбы прямой наводкой один взвод 6-й батареи выдвинули непосредственно за позицию 2-го батальона.

5-я и 6-я батареи лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады с двух часов повели интенсивную артподготовку. Шестнадцать орудий засыпали гранатами и шрапнелью вражескую позицию, сфокусировав огонь на углу леса перед фронтом 1-го батальона. Туда намечался командиром полка вектор атаки. Опушка леса окуталась сплошной пеленой взрывов. Австрийцы не успели отрыть окопы, что позволило быстро подавить их огневые точки, перебив пулемётные расчёты.

Всех командиров батальонов предупредили о подготовке к решающему броску. К этому времени почти, не понеся потерь, егеря были полны решимости прорвать оборону обескровленного врага. Из дневника командира 5-й батареи полковника Альтфатера{41}: «Не жалея снарядов, я посылал поочереди гранаты и шрапнели по опушке леса. Австрийская артиллерия отвечала не метко. В начале 4-го часа дня подготовку можно было считать выполненной. Пехота собралась возобновить наступление, но почему то была задержка… Неопределенное положение тянулось до конца 5-го часа дня…» (Головин Н.Н. Русская армия в Великой войне. Дни перелома Галицийской битвы. Париж, 1940. С. 78).

Настал удобный момент для общего наступления. Однако то, в чём единодушно утвердились командиры гвардейских полков, вновь подверг сомнению генерал Мрозовский. Обладая достаточными сведениями о ходе сражения, он связался с генералом Олоховым и сообщил о своём решении отвести первую гвардейскую дивизию за реку Гелчев, чем вызвал протест комдива.

Можно себе представить удивление начальников передовых частей, узнавших о распоряжении отступать, когда по всем правилам военного дела требовалось наступление. Об этом эпизоде вспоминает командир 1-го батальона лейб-гвардии Егерского полка полковник Бурман{42}: «В конце 2-го часа дня батареи открыли меткий беглый огонь по расположению противника. Влитые в цепи пулеметы и ружейный обстрел заглушили австрийцев. Их огонь сильно ослаб. Ротные командиры доносили, что они находят, что подошло время перейти в атаку. Я был согласен, но разрешения свыше не получил… Австрийцы почти перестали стрелять. Наша артиллерия также перешла на редкий огонь. На нашем участке воцарилось нудное спокойствие; люди разморились под горячим солнцем, которое заметно стало сзади нас уже клониться к горизонту. Ротные командиры беспокоились, что придется зря вести тяжелый ночной бой… При моих переговорах со штабом полка, я узнал, что задержка происходила из-за переговоров ген. Мрозовского с ген. Олоховым. Первый распорядился почему-то снова оттянуть нашу дивизию за линию р. Гельчев. Второй — настоятельно просил это распоряжение отставить, чтобы не начинать войны деморализующим впечатлением отхода. Против 1-й бригады встречное наступление противника также остановлено и она также ждет приказания об атаке…» (Головин Н.Н. Русская армия в Великой войне. Дни перелома Галицийской битвы. Париж, 1940. С. 79–83).

Распоряжение из штаба Гренадерского корпуса вызвало крайнее недоумение и у командира лейб-гвардии Егерского полка генерала Буковского. Весь день его полк успешно наступал, образовав головной уступ линии расположения 1-й гвардейской дивизии. С одиннадцати часов он неоднократно докладывал командиру Гренадерского корпуса о позиции артиллерии, о ситуации на флангах и сведениях о соседях, присылал кроки[18] расположения своих и неприятельских частей на передовой. Благодаря умелой организации боя командиром полка, слаженным действиям пехоты и артиллерии, распорядительности офицеров и высокой профессиональной подготовке всего личного состава успех достигался малой кровью — к концу боевого дня потери лейб-гвардии Егерского полка составили: ранен поручик Мунтянов{43}; из нижних чинов: трое убито, сорок восемь — ранено. Кроме того, после часа дня генерал Мрозовский высказал согласие на продолжение наступления егерей, при условии их совместной атаки с левофланговым соседом — 7-м гренадерским Самогитским полком.

Таким образом, за время сражения командир Гренадерского корпуса дважды отдавал приказ об отводе 1-й гвардейской дивизии в исходное положение за реку Гелчев. Первый раз — в полдень, в момент наивысшего накала борьбы на фронте Петровской бригады, и второй раз — в четвёртом часу дня, когда враг явно выдохся и настал момент для общего наступления. Момент этот не был упущен лишь благодаря единодушному мнению комдива и командиров гвардейских полков — наступать, что заставило генерала Мрозовского отменить свой приказ, обрекавший весь отряд на изнурительный ночной бой. Так в чём же причина его суетливости, стоившей Старой гвардии огромных потерь и едва не перечеркнувшей все её усилия на передовой?

Вспомним, что накануне боя он устроил разнос полковнику Герцыгу, доведя его до самоубийства — «печальное последствие обычной резкости ген. Мрозовского», как свидетельствует С.В. Малецкий, указывая на неуравновешенный характер комкора. Самообладание и выдержка сопутствуют полководческому таланту, а истерия и суетливость — признак неуверенности в себе, мешают трезво оценить обстановку. Настроение же чинов штаба комдива Олохова после общения с генералом Мрозовским описал Н.И. Скорино: «…их угнетало беспокойство за грядущий день и неуверенность в успешности выполнения поставленной командующим армией задачи».

Для тревожного состояния существовали и объективные причины. В те дни в штабах всех уровней царила нервная атмосфера. Ставка находилась под впечатлением от разгрома армии генерала Самсонова в Восточной Пруссии и принуждала штаб Юго-Западного фронта ускорить завершение Люблинского сражения. Получив соответствующие указания, в свою очередь штаб 4-й