– Мы агенты ЦРУ. Когда вы закончите производить кордную целлюлозу?
Примерно в тот же период времени из Соединённых Штатов Америки приехала экологическая активистка Дженнифер Саттон. Она жила в Иркутске и занималась организацией масштабных движений за закрытие Байкальского комбината. Она была преподавательницей английского и, конечно, не представлялась народу шпионкой или агентом, но тот человек из ЦРУ, который приходил к нам на завод, ясно дал мне понять: «Дженни тоже наша, из ЦРУ».
В то время, в силу занимаемой должности, я был знаком лично и напрямую общался почти со всеми министрами по нашему направлению. С министром экономики Андреем Георгиевичем Шаповальянцем, с министром охраны окружающей среды и природных ресурсов Виктором Ивановичем Даниловым-Данильяном, министром имущественных отношений Фаритом Рафиковичем Газизуллиным, заместителем министра имущественных отношений Шалвой Петровичем Бреусом и другими. Всем руководством предприятия мы думали, как доказать общественности, что комбинат не приносит значительного вреда Байкалу. Один из моих знакомых предложил обратиться в ЮНИДО – Организацию Объединённых Наций по промышленному развитию. Это специализированное учреждение ООН, уполномоченное содействовать развитию промышленности и международному промышленному сотрудничеству. Выйти на них удалось через сотрудников российского посольства в Вене.
В 1992 году мы вместе с Валерием Васильевичем приехали в Вену и договорились с ЮНИДО о проведении независимой экспертизы Байкальского ЦБК. Важно отметить, что работа по проведению экспертизы была оплачена именно ООН, а не деньгами Байкальского ЦБК. Так мы добились по-настоящему независимой международной оценки нашей деятельности. На наш комбинат приехали эксперты из одиннадцати стран: экологи, технологи, финансисты, экономисты и др. Они проверили наше производство, взяли необходимые анализы и пробы, посмотрели документы. В результате проверки они сделали заключение: предприятие уникальное, влияние Байкальского ЦБК на озеро Байкал незначительное, локальное и не расширяется. Мы представили это заключение в Правительство. Оно никого не заинтересовало и, к сожалению, не сыграло роли в дальнейшей судьбе комбината.
После развала Советского Союза закрылось очень много предприятий не без участия «Гринписа»[28]. Эта организация, существующая за счёт западных грантов, в качестве проплаченного агента в 1990-х организовывала борьбу и против работы Байкальского ЦБК. В России в то время «Гринпис» 1 представлял Роман Пукалов.
Интерес «Гринписа» 1 – заработать грантовые деньги, для этого они выполняют конкретный заказ спонсоров. Этой организации было не важно, какими средствами достигать результата, главное – отработать полученные деньги. Наверняка некоторые сотрудники «Гринписа» 1 были беспринципными и осознавали подлость собственных действий, но в большинстве своём это были наивные романтики, которые попадали под управление более изощрённых людей.
Закрыть наш комбинат было непросто, потому что мы очень успешно работали. Я предполагаю, что основная подрывная деятельность велась не столько в Иркутске, сколько в Москве, в Министерстве обороны и на предприятиях-смежниках. В процессе перепрофилирования мы предлагали различные решения, которые должны были постепенно снижать экологическую нагрузку комбината и в итоге сводили бы её к нулю. Мы очень много работали над различными программами перепрофилирования, предлагали постепенное внедрение системы замкнутого водооборота, чтобы со временем совсем прекратить сброс сточных вод в Байкал.
Тогда я плотно работал с Министром экологии и природных ресурсов Виктором Ивановичем Даниловым-Данильяном. Мы раз за разом представляли в Министерство свои проекты – поэтапные мероприятия, которые снижали бы экологическую нагрузку постепенно, но регулярно в течение пяти-десяти лет. Представители «Гринписа» 1 торпедировали все наши проекты.
Роман говорил:
– Завод надо закрыть сейчас!
Крупное предприятие в принципе нельзя остановить за один день. Перед принятием такого важного судьбоносного решения нужно спланировать, куда направить трудовые ресурсы, как будет жить город после закрытия комбината. Кроме того, на Байкальском ЦБК существовали осадконакопители, которые нужно было обслуживать. Мы предложили конкретный план – продуманные последовательные шаги, которые в совокупности с инвестициями в природоохранные технологии позволили бы нам внедрить систему замкнутого водооборота за восемь лет. Но поскольку наши проекты бойкотировались, мы просто не могли начать реализовывать наш план.
Я говорил Роману Пукалову:
– Рома, ты враг Байкала! Активный и агрессивный враг! Объём загрязнения, который продолжает накапливаться, – это твоя вина. Мы даже не можем начать его снижать. Если бы нам утвердили программу, мы бы поэтапно внедряли дорогостоящие технологические решения и в процессе реализации уже смогли бы значительно уменьшить влияние на Байкал, а так мы только теряем время.
Но американские гранты нужно было отрабатывать. Очевидно, что американцам нужно было закрытие комбината, а не улучшение экологии Байкала. Эта подрывная работа имела успех: сначала мы прекратили выпуск кордной целлюлозы, а в 2013 году произошла полная остановка предприятия.
Глава 39
В ритме вальса
Начиная с советских времён в Москве было сложно организовать размещение в хорошем отеле. Ведомственная гостиница для сотрудников Министерства лесной промышленности располагалась в деревне Аннино, это было очень далеко за Варшавским шоссе, жить там было неудобно. Я занялся решением вопроса проживания в Москве самостоятельно. Я выбрал гостиницу «Россия» в самом центре Москвы, встретился с заместителем директора гостиницы Евгением Ивановичем Цимбалистовым и обещал обеспечивать гостиницу бумагой, а он выделил мне в долгосрочную аренду двухкомнатный номер, которым я пользовался следующие десять лет. Я жил в этом номере, когда приезжал в Москву, там хранились мои вещи и вещи моей семьи. Номером также пользовались и другие сотрудники Байкальского ЦБК.
В Москву я приезжал в том числе для ведения переговоров. Однажды в Москве собрались Дмитрий Георгиев, мой партнёр по поставкам целлюлозы в Болгарию, один грек, который закупал у нас целлюлозу, два турка, один албанец и мой друг кореец Йонг Ук Пак. Днём мы проводили переговоры, а вечером пошли ужинать в ресторан, который располагался в цокольном этаже здания Московского университета на Моховой. «Сумасшедшая» Лариска в это время тоже была в Москве, я пригласил её присоединиться к нашей международной компании. Мы закончили наш ужин примерно в два часа ночи, нас не выгнали из ресторана раньше, потому что мы хорошо выпивали и закусывали. Мы решили продолжить гулять и отправились в гостиницу «Россия», потому что мы все там остановились. В гостинице «Россия» располагался известный в те времена «Евер-бар», где подавали настоящее немецкое пиво, мюнхенские сосиски и традиционную немецкую рульку с тушёной капустой. Торгового комплекса на Манежной площади тогда ещё не было, на его месте был огромный котлован. Чтобы пройти на Красную площадь, нужно было идти по деревянным мосткам, уложенным прямо поверх грязи, которая неизменно сопровождала стройку. Всей этой интернациональной компанией мы стали перемещаться из ресторана на Моховой в гостиницу «Россия» через стройку на Манежной площади. На Лариске было длинное белое платье.
В два часа ночи было довольно тихо, мы уже почти прошли всю стройку, когда на сходе с