– А я смотрю, у тебя любовь? – кивок на коридор.
Прищуриваюсь, карие глаза прищуриваются в ответ. Мы с братом похожи на мать. Гены не сотрёшь ничем. Изучаем друг друга несколько секунд. Мне уже всё ясно.
– Ты поэтому здесь?
Выдыхает, медленно чашку ставит обратно, удобнее садится. Тянет время сознательно. Но, поиграть не получилось, у меня не то настроение. Привкус войны растекается по нёбу, я не хочу, но стяг уже поднят.
Мать, вторя моим мыслям, начинает наступление.
– Не могу понять, что произошло, Игнат? С невестой всё, мы поняли. Очень жаль конечно, но приняли этот факт. Думали ты с Щедриной. Наташа хороша девочка… А оказалось ты любовь закрутил с какой-то деревенской девчонкой, у которой папаша алкаш, а мать спит со своим женатым начальником.
Стискиваю зубы. Информация выплёскивается ушатом ледяной воды. Она не шепчет, говорит свободно, достаточно резко. Этим полностью выдавая и отношение, и своё негодование. Совершенно не стесняется того, что может быть услышанной. Больше того, она хочет быть услышанной не только мной.
И да, откуда столько инфы? Щедрина даже затесалась.
– Мама, – останавливаю, в попытке остудить, – ты говоришь о моей девушке, будь сдержаннее. Мне это неприятно.
Если бы это помогло…
– Как, сынок? Тебя окрутила какая-то девка. Ушлая девчонка с большими глазками. Я всё понимаю, у тебя были отношения длительные, они закончились, повело немного. Но она? Ты серьёзно сейчас? О чём ты думаешь, дорогой? Ты на неё тратишь деньги, время и свои ресурсы. У тебя карьера. Дочка подзаборного алкаша охомутала мальчика из перспективной семьи. Оглянуться не успеешь как она залетит от тебя. – И добивает контрольным, – ты её в клубе снял, как иначе говорить?!
Прикрываю глаза на секунду, тщетно пытаясь заглушить пожар в голове, а мать дальше подливает.
– Ты что делаешь, сын. Подумай о…
И на этом моё терпение заканчивается. Махом.
– Ещё раз тебе говорю, – резко и отрывисто прерываю, но осекаюсь, потому что слышу защелкивающейся замок входной двери.
Да блять. Услышала.
Она всё услышала до последнего слова. Выбор, который я только что сделал, больно бьёт по моим внутренним желаниям.
Взглядом тяжелым смотрю на мать, там на мгновение триумф проскальзывает, а меня бесит с удвоенной силой. Когда ты, твою мать, решила, что я мамкин зайчик? Смотрю на родного человека и ярость кроет. Дикая, почти неконтролируемая. Границы дозволенного сознательно были пересечены. Я мог осадить сразу, но до последнего верил, что она сама не станет. Хер там был.
Мать дальше говорит. Ввинчивает факты. Подправляя инфой и лестным словцом. Глушит как рыбу об лёд. А я вдруг отчётливо понимаю один очень важный факт.
– Это ты поспособствовала тому, чтобы меня выдернули вчера? Попросила Кира помочь, чтобы утром заявиться без стука и без предупреждения, когда она тут одна? Я знаю, что у тебя есть ключи. Ты бы не стала звонить в домофон, зная, что меня дома нет. Что ты ей сказала, мама?
Улыбка трогает губы. Меня передёргивает.
– Правду.
Да блять…
– Ну и какая у тебя правда?
– А правда в том, что ты перспективный мальчик и такому мальчику нужна хорошая девочка.
Судорога ярости по коже. Я всё ещё отчётливо понимаю, что передо мной мать, что нельзя заслуженной грубостью отвечать, что как бы там ни было, я её люблю. Но вопреки всему, единственное что мне хочется это прищучить парой резких фраз. Так сильно, чтобы она запомнила. И прекратила мешать с дерьмом. Оскорбляя её, она оскорбляет меня, потому что это, блять, мой выбор!
– Она значит плохая?
– Да кто она? – Психует тон повышая, – Забитая, странненькая, – крутит у виска ладонью, – середнячок в учёбе, спорте. Ещё и по клубам бегает в поисках мужиков. Вот и скажи мне, какая она? – не ожидая моих слов, делает свой вывод, – Шалашовка малолетняя, – выплёвывает ядом смотря в моё лицо.
Удар по столу раскрытой ладонью выходит оглушительный. Мы дошли до точки. Дальше будет только хуже. Пенить уже поздно, я ощущаю мифический вес орудия в руках. Безжалостную войну развязывает моя собственная мать. Я пытался обороняться, я пытался держаться, я ещё верил в лучшее. Нет. Мы приплыли.
Мать застывает, а потом её прорывает на эмоциях:
– Ну, гулял бы с ней, красивая – не отнять. Зачем надо было к дому привечать? Устроил тут семью с ней, домой таскаешь, встречаешь, провожаешь. Она только тень на тебя бросать будет. Зачем это всё?! – задыхается практически, но своё гнёт дальше, а я вынужденно слушаю. – Трясти будут, всё бельё грязное перетряхнут, ты же знаешь, что в систему просто так не попасть. Не веришь мне, спроси отца. Сынок…
Пока слушаю сжимаю кулаки до хруста. Она не просто бьёт словами, она на убой действует. Смотрит в глаза и глушит меня. Отцом по привычке прикрывается. Всегда так делает в спорной ситуации.
Качаю головой.
– С кем мне семью строить, тоже ты решишь? – хрипло выходит, бесцветно.
Буравим друг друга взглядами. Мама не выдерживает, отворачивается, а там ответ горит в глубине глаз. И мне блевать хочется от этого разговора. Хорошо, что она ушла и не слышала дальше.
С чего ты решила мама, что можешь помыкать мной? Когда и кто тебе дал такое право?
Этого не произношу, предпринимаю попытку достучаться. Видимо я из тех, кто до конца идёт, даже если уже всё, пришли, стена впереди.
– А тебе не приходило в голову, что мне не нужна ни Наташа, ни Софа? Вы хотели, я не был особо против. Не сложилось, – развожу руками, а после достаточно серьёзно и сухо произношу: – Но больше, ни ты, никто бы то ни было ещё, в мою жизнь лезть не будет.
Мать воздух ртом хватает, полностью шокирована. Раньше я никогда не позволял себе не такого тона, не таких действий. Отличник, успехи в спорте, красный диплом, ни одного глобального косяка. Просто мамин зайчик по жизни. И этот зайчик пытается пойти против её системы. Поэтому она приехала. Поставить всё на свои места. Подумала за меня, решила за меня, действует вопреки меня! А мне до хрена уже. Мне, сука, такое уже сто лет не надо даром.
Быть старшим сыном гиперопекающей матери – то ещё удовольствие. Отец настоял, чтобы у нас было что-то своё, сказал, что нечего взрослым мужикам жить с родителями. Мать сопротивлялась, но, перед первым курсом я съехал. Она приезжала, часто звонила, всё