— Извините, разрешите, у нас смена партнёра, — нагло заявила Татьяна Иваненко и, отодвинув в сторону Викторию Лепко, приобняла меня, предоставив ей на замену моего друга Олега Видова.
— Лихо, — хмыкнул я.
— Что эта Лепко тебе наплела? — зашипела на меня Татьяна.
— Плетение — это процесс долгий, кропотливый и в данной ситуации неуместный, — улыбнулся я. — Поэтому Виктория могла только пообещать.
— Что пообещать?
— Допустим, наплести лаптей, — хохотнул я.
— Не смешно, — обиделась Иваненко, но почему-то вместо того, чтобы отстраниться от меня, прижалась ещё сильнее.
А ведь у Татьяны на безымянном пальце также виднелось обручальное кольцо, возможно и её муж тоже объелся яблок и груш, ибо студенческие браки в артистической среде из-за стремительности и малой разумности ещё никого не довели до золотой свадьбы. «Интересно, что будущая верная и преданная подруга Владимира Высоцкого по поводу меня нафантазировала? — подумал я. — И зачем я вообще спел про „Коней привередливых“? Приехал, понимаешь, инкогнито из Петербурга! Мне бы перед завтрашним представлением выспаться, как следует, а не в гляделки играть с Татьяной Иваненко и с Викторией Лепко».
— Скажи, я тебе совсем не нравлюсь? — вдруг спросила Татьяна, пытаясь испепелить огромными миндалевидными глазами.
— А что по этому поводу думает, товарищ муж? — кивнул я на обручальное кольцо.
— Ничего, мы с ним вместе больше не живём, — пробубнила актриса, спрятав руки за спину.
— Вот и я ничего не думаю, мы с тобой тоже вместе не живём, — усмехнулся я, и в этот момент очень вовремя замолкла музыка и послышались аудио помехи.
— Переверните бобину! Поставьте снова первую сторону! Пожалуйста! — послышались мужские и женские выкрики из разных уголков репетиционной комнаты.
— Терпение, товарищи студенты, не в ЗАГСе! — рявкнул я, вызвав громкий хохот. — Сейчас урок современных танцев будет продолжен! Только соблюдайте правила и нормы человеческого общежития.
* * *
Примерно около трёх часов ночи, когда комендант Марья Ивановна, пригрозив милицией и жалобой в институт, прикрыла нашу танцевальную вольницу, я и Олег Видов, наконец-то спокойно в его комнате присели поговорить и попить чаю. Ему вдруг потребовалось выговориться, а мне нужно было многое объяснить. Я, правда, пока не знал, как начать рассказ о том, что в будущем знакомство с Галиной Брежневой нанесёт карьере Олега очень много серьёзных проблем. Мне хотелось поведать о том, как Галина женит его на своей лучшей подруге, и что в этом «высшем обществе» его будут воспринимать, словно человека второго сорта, как модную и престижную «побрякушку».
— Знаешь, Феллини, — пробубнил Олег, разлив по кружкам горький чай, — у меня ведь было хорошее детство. Я с матерью и в Монголии пожил, и в ГДР провёл два года. Выучил немецкий язык. А потом, когда мы вернулись в союз и нам в Томилино выделили две маленькие комнатки в двухэтажном бараке, начался ад. Моя мама, учительница географии, как-то поставила неуд одному местному хулигану, и после школы её сильно избили. Из-за чего у неё начались серьёзные психические проблемы.
— Ясно, — крякнул я, чувствуя, как у меня в бессильной злобе сжимаются кулаки. — Тут и здоровый человек сломается, если резко переехать из посольских апартаментов благоустроенной Европы в нашу «звенящую хтонь», где грязи по колено, а улицы кишат шпаной и пьяным быдлом.
— Вот именно, — тяжело вздохнул он. — Меня с тринадцати лет дразнили: «смотрите, вон сын чокнутой пошёл».
— Небось ещё и деньги отбирали? — спросил я, глотнув чаю.
— Да какие деньги? — отмахнулся Олег. — Если бы не родная тётка, которая всё ещё держит козу, то с голоду бы померли. Я поэтому сразу после восьмилетки на стройку и двинул. Мне сейчас своих родных как-нибудь бы из барака вытащить, там жить нельзя. Признайся, — зашептал Видов, — ты сегодня у девчонок не соврал, когда сказал, что приехал помочь моим родным?
— И да, и нет, — буркнул я. — Сначала мы спасём наш детектив. Затем он с огромным успехом прокатится по экранам страны, и ты проснёшься знаменитым. И вот тогда мы вместе напишем письмо в Московский обком партии, чтобы твоей маме и тёте выдали благоустроенную двухкомнатную квартиру. Ну, а деньгами, которые заработаешь на съёмках и концертах, ты им поможешь сам. Кстати, — я выложил на стол 200 рублей, — сделай им завтра почтовый перевод от имени «Ленфильма». Честно говоря, я и не знал, что у твоих всё так плохо. Про барак ты как-то один раз оговорился, а вот про маму нет.
Олег Видов опустил голову, несколько секунд неподвижно посмотрел в пол, а потом, залпом опрокинув целую кружку немного остывшего горько чая, произнёс:
— Рассказывай, что я завтра должен делать? Я готов практически на всё.
— Я сам готов практически на всё, кроме постельных сцен и мордобоя, — захихикал я. — Завтра в 6 часов вечера в агентстве печать «Новости» состоится вечеринка, посвящённая началу учебного года. На ней дочь секретаря ЦК, товарища Леонида Брежнева, будет вручать подарки для детей своих коллег: портфели, книжки, тетради, карандаши. А мы, как студенты ВГИКа, в 7 часов выступим с сегодняшней танцевальной программой. Народ к этому времени уже немного примет на грудь и охотно ринется танцевать и Галина Леонидовна тоже. Тут мы ей и подарим вот эту самую вещь. — Я встал с кровати, прошёл к рюкзаку и вынул из него пять коробок с киноплёнкой и пояснил, — четыре коробки — это наши «Тайны следствия». А вот это, — я покрутил в руках ещё одну большую жестяную шайбу, — полёт инопланетного космического корабля. Мы с мужиками его так сняли, что закачаешься. Парит в космосе и среди обломков астероидного пояса словно настоящий НЛО.
— Ладно, — закивал головой Видов. — А кто нас в этот АПН пустит?
— Спокойно, всё продумано, — я сладко потянулся. — Нас проведёт через проходную и объявит гостям вечеринки сотрудник агентства, главный редактор одного из отделов, и по совместительству лучший школьный друг нашего директора Ильи Киселёва. Школьная дружба — это святое, не повторяется такое никогда.
* * *
На следующий день в пятницу в четырёхэтажном здании на Страстном бульваре, которое соседствовало с редакциями «Труда», «Известий» и «The Moscow News»,