Российский Прованс: Розовое. Девушки. Раки - Сергей Геннадьевич Горяйнов. Страница 38

первой в городе выезжая в лес или в степь уже в апреле. После она снова выезжала в лес или степь, позже всех, чуть ли не в июле и умудрялась набирать высохшие сморчки. «Тратить время на то, чтобы сушить их, я не люблю, – объясняла она мне, – а ходить по лесу или степи мне нравится даже в жару».

О том, что в грибной иерархии сморчки занимают почетное второе место сразу за трюфелями, мы тогда еще не знали. Писатель Солоухин, хотя и стоял в школьной программе по литературе, шел по обочине раздела, на который и так не хватало часов, а из-за этого не читали и Терпигорева. Промыв похожие на распахнутые соты стреловидные шляпки, Тётьзина кидала грибы на раскаленную чугунную сковородку, молниеносно обжаривала и заливала домашней сметаной, убирая потом на медленный огонь. Посыпав все зеленью, она ставила нам сковородку прямо на стол. Пока я в качестве гостя вежливо ковырялся в ароматном соусе, Ленка с Мишкой, тётьзинины дети и мои лучшие друзья, сметали все подчистую и выбегали на улицу. Поняв, что меня уже не перевоспитать, Тётьзина, ласково улыбаясь, подсовывала мне тарелку с заранее отложенной порцией.

Неудивительно, что Ленке с Мишкой передался талант матери. Приезжая к ним в гости, я уезжаю нагруженный банками с маринованными опятами, вёшенками и бесценными белыми. Удивительно, что кто-то еще перенял феноменальный дар Тётьзины, ибо в апреле-мае рестораны области устраивают целые фестивали сморчков. Уверен, это Ленка с Мишкой наладили поставку сморчков в наш общепит, и хотя они категорически отрицают этот факт, полностью я им не верю с учетом их поведения в детстве. Очевидно, компенсируя это, в сезон сморчков я почти каждый день стараюсь вытянуть жену в рестораны, ибо невозможно пропустить закуску из сморчков с лососем и крабом, пасту со сморчками, фаршированные муссом из птицы шляпки сморчков, местную фермерскую перепелку-гриль в соусе из сморчков, гратен со сморчками и еще десятки блюд, придуманных донскими шефами. Когда же деньги заканчиваются, а это происходит быстро, мы садимся в машину и едем к Мишке.

Едва мы появляемся на пороге его дома, он, без слов понимая, что нужно делать, заезжает за Ленкой и везет нас в лес. Конечно, до рекордов Тётьзины им далеко, но за пару часов они умудряются набрать пару же килограммов сморчков. Все мои попытки перенять их опыт и самому найти сморчок неизменно заканчиваются провалом. Чтобы я не путался под ногами, Мишка выставляет на опушку раскладной стул, а Ленка сует мне в руки специально купленный для этих случаев томик Терпигорева. Лишь по возвращении к ним в дом их кухня переходит в мое полное владение.

Я всегда стараюсь отблагодарить и удивить моих самых лучших друзей. Это могут быть сморчки, запеченные в горшке с вином, чесноком и сухарными крошками. Иногда – собственноручно изобретенные мной сморчки «Сен-Жак» под сырной корочкой. Та же домашняя паста со сморчками, изумительное тесто для которой делает Галка, Мишкина жена. Иногда – суфле со сморчками. А иногда просто обжариваю на сковородке, добавляю сметану и убираю на медленный огонь. Единственное – перед тем, как подать блюдо на стол, я тайком откладываю себе часть на отдельную тарелку. При этом я почти наяву вижу, как в такие моменты Тётьзина ласково улыбается на небесах…

Собибор

Собибор – главная «хромосома» в нашем донском ментальном коде. О Собиборе мы знали гораздо раньше триумфального и одновременно страшного показа фильма Хабенского. Кто-то знал, потому что видел изданную Ростиздатом книжечку «Восстание в Собибуровским лагере». Именно так – «Собибуровском»… Кто-то постоянно ходил в ростовский театр Музыкальной комедии, где он работал администратором до того момента, пока в годы постыдной борьбы с космополитизмом не был вынужден уйти на завод. Жаль, конечно, что знаменитая «Черная книга», куда вошел написанный Вениамином Кавериным очерк о подвиге восставших в Собиборе, была запрещена и увидела свет только в 2015 году, а журнала «Знамя» за 1945 год было уже не достать. В не таком уже далеком 1988 году вышел голливудский «Побег из Собибора», принесший «Золотой глобус» Рутгеру Хауэру, воплотившему образ того, кому оставалось жить менее двух лет и которого так и не выпустили на премьеру, несмотря на заокеанское приглашение. Того – которого звали Александр Аронович Печерский, герой и руководитель восстания в Собиборе в 1943 году – восстания, нанесшего фашизму удар не меньший, чем на полях сражений. Тот самый Печерский, с которым мы так долго жили в одном городе…

Сейчас с особенным чувством входишь в помещение университета, где он учился до войны. Останавливаешься перед памятной доской на доме, где он жил, слава Богу, ее установили в назидание – чтобы помнили… Поставили памятник у 52-й школы, которой и присвоили его имя, его же именем назвали и улицу в новом микрорайоне Суворовский. Правда, в Израиле улица Печерского появилась еще раньше, а в Бостоне стоит стеклянная стела с его именем! Но… у нас есть еще вечность, чтобы осмыслить и воздать и его подвигам, причем не только тем, что так пронзительно показаны Хабенским в «Собиборе» и которых было гораздо больше, но и тому, который он совершил после войны и который можно назвать подвигом… смирения, может быть? Или – принятия жизни такой, какова она есть? Не жаловался, не требовал наград, признания, почестей – просто жил, жил с достоинством и честью, до конца своих дней продолжая моральную борьбу с нацизмом! Попутно искал – и нашел – тех, с кем за 22 дня пребывания в страшном фашистском лагере навсегда повязала его судьба!

Воздать ведь никогда не поздно! Особенно нам – у нас есть улицы, по которым он ходил, воздух, которым он дышал, земля – которая может воспитывать вот таких негромких, непубличных героев, тех, которые неприметно учатся, неприметно мечтают стать актером, но становятся бухгалтером, неприметно исполняют то, что должно, но потом, когда приходит время, – вдруг поднимаются и ведут остальных за собой! Прямиком – в бессмертие…

Дом, где жил Александр Аронович Печерский

г. Ростов-на-Дону, ул. Социалистическая, 121

Здание университета, где он учился до войны

(ныне – учебный корпус ЮФУ)

г. Ростов-на-Дону, ул. М. Горького, 88

Солянка

Триумфальный расцвет семиотики как инструмента познания все больше укрепляет нас в уверенности, что ее отцу-основателю на отечественном пространстве – гениальному Юрию Михайловичу Лотману Ростовский университет подошел бы более, чем приютивший его в свое время Тартуский. Причин для такого крамольного утверждения множество, на самом же деле достаточно будет указать географическую. Какую массу