Прасковья Степановна и правда приняла племянницу с детишками с распростертыми объятиями. Стелла с первых минут почувствовала себя у родных людей. Тетя Паня так была похожа на маму! Будь Агата жива, наверное, выглядела бы сейчас так же. Двоюродные сестры Тося и Нюся тоже отнеслись по-родственному, вместе решали, где лучше поселить гостей, чтобы всем было удобно. Теперь Стелла со спокойной душой оставляла детей, уходя на работу.
А работы было очень много. В нынешних условиях лаборатории приходилось не столько заниматься исследовательской работой, сколько налаживать производство нового антисептика, названного в честь Василия Львовича «Валиацид»[8]. В Уфе один за другим открывались эвакогоспитали, быстро заполняющиеся ранеными, которых везли и везли со всех фронтов. Было решено клинические испытания нового препарата от гангрены проводить по ускоренной схеме прямо в действующих госпиталях. Результаты были отличные. Раны после ампутаций заживали гораздо быстрее, осложнения случались редко. Но Стелла все больше убеждалась, что если бы валиацид применялся сразу после ранения, то многих ампутаций удалось бы избежать. А в случаях ранения в брюшную полость он мог бы спасти чьи-то жизни.
– Не здесь надо применять валиацид, – убеждала она директора института, – точнее, не только здесь! Он необходим в полевых госпиталях, как можно ближе к фронту!
– Вы же понимаете, что препарат новый, недостаточно изученный, – с сомнением размышлял директор, – применение, хранение, перевозка требуют специальных знаний… Да его просто не знают врачи! Без опыта применения погубят репутацию нового лекарства! А этого допустить нельзя.
– Значит, надо самим везти на фронт наш препарат, знакомить с ним врачей и медсестер, собирать статистику на местах, – доказывала Стелла. – Там же люди гибнут! Пока мы тут изучаем…
– Ну что ж, пожалуй, вы правы, – сдался директор. – Собирайтесь, поедете по прифронтовым госпиталям, повезете наш препарат.
– Я?! На фронт?..
– А кто? Никто лучше вас с этой задачей не справится.
Ночью перед командировкой Стелла не спала. Ей было страшно. Страшно и за себя – вдруг убьют… или тяжело ранят, и за детей – не дай Бог сиротами останутся… И от Валерки писем нет… Но директор прав, лучше нее с этой задачей не справится никто. Валиацид – дело всей ее жизни, работу над ним начинал еще Василий Львович, она обязана довести это до конца.
* * *
Лето сорок третьего. За два года командировок Стелла привыкла к жизни на колесах, к будням полевых госпиталей, к тяжелым ранениям, смертям, к близким разрывам снарядов. Мирная спокойная жизнь казалась далекой сказкой, несбыточной мечтой. А пока бессонные ночи, перевязки, боль, страдания, попутки и бесконечные дороги.
Стелла дремала, покачиваясь на дерматиновом сидении в кабине полуторки. На коленях держала, прижимая к себе, объемистую сумку с драгоценным лекарством. Вдруг справа от дороги рванул снаряд, взрывая землю. Шофер матюгнулся и нажал на газ.
– Вот черт! Откуда здесь фрицы? Неужто прорвались? Держись, медицина! До лесочка бы дотянуть…
Дорога спускалась с лысого холма и делала поворот, огибая осиновую рощу. Следующий снаряд рванул впереди, разворотив дорогу. Шофер, не переставая материться, вывернул руль, и машина запрыгала по кочкам бездорожья, уходя из-под обстрела. Стелла уперлась одной рукой в крышу кабины, спасая голову, второй крепко обняла сумку с лекарствами, ногами безуспешно пыталась нащупать опору. Ее подбрасывало на сидении. А полуторка мчалась по косогору к спасительному леску. Сзади снова рвануло, но машина уже катилась по дороге под защитой деревьев.
– Кажись, ушли… Напужалась? Ничего, медицина, не боись… с Николой не пропадешь. Не из таких передряг моя подружка меня выносила, – он ласково похлопал по приборной доске машины.
Госпиталя на месте они не нашли. Еще дымились костры, развевались на веревке выстиранные бинты. Близко гремела канонада.
– Точно, фрицы перешли в наступление, – констатировал Никола, – надо уходить, пока в окружение не попали. Знать бы куда… Вот, кажись, свежая колея. Поехали догонять твой госпиталь. Эх, бензину мало…
К счастью, госпитальный обоз догнали довольно быстро. А потом была бессонная ночь, Стелла помогала разворачивать палатки, таскать раненых. Прилечь удалось лишь на рассвете. Она заснула прямо на земле, подстелив чей-то ватник. Благо летние ночи теплые. Но выспаться не пришлось, привезли раненых, каждая пара рук была необходима.
Стелла обрабатывала рану танкисту. Осколочное ранение в бедро. Осколок убрали, теперь главное, чтобы не началась гангрена. Это уже ее работа.
– Слышь, рыжая, жить-то буду? Что скажешь?
Говор с легким пришепётыванием, голос – такие знакомые… Стелла вгляделась в лицо раненого.
– Лежи спокойно, Маза. Жить будешь. Лет до ста тебе хватит?
Раненый попытался приподняться, но со стоном откинулся назад.
– Откуда знаешь меня, сестренка?
– Лежи, не дергайся!.. Детский дом помнишь? Я, конечно, изменилась, но, думаю, узнать можно. Ведь я тебя узнала.
– Рыжая… Рыжая Фря? Неужто?
– Она самая. Вот и свиделись.
– Ишь ты, живая… А ты, значит, на медсестру выучилась? Курсы, что ль, закончила?
– Вроде того, – усмехнулась Стелла. – Меня, между прочим, Стеллой зовут. А тебя-то как родители нарекли? Не Мазой же…
– Георгий я, Сергеевич по батюшке.
– Стелла Леовна. Вот и познакомились. Ну все, лежи, выздоравливай. Подштопают тебя – и в тыл, на лечение.
– Сестренка, слышь, просьба у меня, – Георгий удержал ее за руку, – узнай, как там наш лейтенант? Я его из подбитого танка вытащил, контуженого. Тут нас обоих и накрыло. Жалко, молоденький парнишка, незлой…
– Да ты герой! Хорошо, попытаюсь. Как фамилия лейтенанта?
– Крутихин… Лейтенант Крутихин. Поищи, а?
Стелла насторожилась:
– А имя? Зовут как?
– Да кто его знает? Лейтенант, да лейтенант… мы по именам-то не больно… Нерусское, вроде…
Стелла бегала от палатки к палатке, расспрашивая медсестер, раненых. Полог операционной откинулся, с порога раздался зычный голос хирурга:
– Следующего давайте… Потом лейтенанта готовьте.
– Крутихин? Да вон он, – медсестра указала на носилки, лежащие прямо на земле вдоль брезентовой стенки, – там, где тяжелые. Он следующий на ампутацию.
Лицо раненого горело лихорадочным румянцем. Взгляд затуманен от боли. А узкие, блестящие, как маслины, глаза такие знакомые! Салават…
– Няня… Ты мне снишься?
– Нет, милый, не снюсь. Давай посмотрим, куда тебя угораздило.
Она размотала перепачканный бинт. Осколочное ранение, похоже, задета кость. Осколок прошел навылет, но нога опухла, покрылась красными пятнами, кончики пальцев потемнели. Выше раны был заметен след от жгута. Стелла ощутила характерный запах. Гангрена… «Черт, – подумала она, – вовремя жгут не сняли…». А вслух сказала:
– Все будет хорошо!
Подошли два санитара.
– Лейтенант Крутихин? Забираем.
– Стойте! Не надо его в операционную. Оставьте под мою ответственность.
Стелла побежала к военврачу, просить об отсрочке операции.
– Ногу можно спасти! Дайте мне неделю сроку, – убеждала она