Стелла повернулась и пошла прочь, оставив Константина в недоумении.
Глядя в оттаявший пятачок трамвайного окна, она вдруг вспомнила, что уже дней десять не видела Валерку. Интересно, куда он делся?
Глава 5. Соловьи в городе
Май 1930 года, Ленинград.
Первая майская гроза налетела, как всегда, неожиданно и застала Стеллу в самом неподходящем месте – посреди Троицкого моста. Укрыться от порывов ветра и струй дождя было совершенно негде. Впрочем, не одна она попала в такую передрягу – мост был полон людей, возвращавшихся с демонстрации. Чей-то зонт с вывернутыми спицами пронесся над головой девушки и умчался в свободный полет. Она в душе похвалила себя за то, что свой недавно приобретенный зонт забыла дома. Целее будет. Иногда рассеянность оказывается на руку. Пока Стелла добежала до первых домов Каменноостровского проспекта, и ливень, и ветер утихли. Прятаться от последних капель дождя вымокшей насквозь девушке не было смысла, и она продолжила путь, перепрыгивая через пузырящиеся лужи. Выглянувшее очень кстати солнце искрилось в промытых витринах, дробилось сияющими осколками в мокром асфальте.
Стелла забежала в магазин детских игрушек, чтобы выбрать подарок маленькому другу – Салаватику. Ведь она спешила не куда-нибудь, а на день рождения! Долго выбирала, решала, что может понравиться мальчику в девять лет. Владелица магазина предлагала пистолеты, ружья, машины, но Стелла знала ласковый, совершенно невоинственный характер Салавата и выбрала плюшевого медведя с оловянными глазами, такого же рыжего, как она сама. Немного обсохнув возле печки-голландки, девушка продолжила путь. Вот и набережная Карповки, знакомый дом, приветливые окна на втором этаже. В радостном предчувствии праздника, детского восторга девушка взбежала по широким ступеням и крутанула ручку старинного звонка. Ей долго не открывали. В растерянности стояла Стелла перед запертой дверью и собралась уже уходить, как дверь, наконец, приоткрылась. В щелку она разглядела заплаканное лицо Нафисы.
– Ты одна? Заходи быстро!
Через полутемный коридор Стелла прошла в комнату и остановилась на пороге – всё было раскидано, шкафы распахнуты, пол и ковер устланы пухом из распоротой перины. В изумлении обернулась к Нафисе.
– Амира Кадыровича арестовали… – глухо сказала хозяйка, и слезы вновь побежали по щекам, каплями стекая с подбородка.
– За что?!
– Сказали «враг народа»… – прошептала Нафиса. – Это мой Амирчик-то! Да он самый порядочный человек, кого я знаю! Трудяга! Такой магазин в порядке держал! Таких людей обслуживал!.. Может, заступятся за него? Может, разберутся да и выпустят? – во взгляде несчастной женщины мелькнула надежда. Она смотрела на Стеллу умоляюще, словно от той зависела дальнейшая судьба мужа.
– Пришли на рассвете, мы еще спали, – продолжила Нафиса, – разговаривали так грубо… ребенка напугали… Откуда берутся такие бессердечные люди?! Весь дом перевернули, а чего искали – так и не сказали. Портфель Амира Кадыровича с накладными забрали, и всё. Так что в них такого-то? Печати, подписи, все в порядке… Нам-то с Салаватом что делать? Вдруг за мной следом придут? Ты это… уж ребенка не бросай… и… в детдом не сдавай…
Стелла молча сидела на табуретке, глядя в пол. Потом встала и сказала не терпящим возражений тоном:
– Собирайтесь. Деньги, документы, теплые вещи, кольца твои, все ценное, что можно продать, – она вытащила большую хозяйственную сумку, с которой обычно ходили на рынок, сунула в руки Нафисе, – все складывай сюда. Немедленно уходим ко мне! А там придумаем, что делать. Василий Львович подскажет, как лучше действовать.
Ее решительный тон остановил поток слез. Нафиса, ощутив поддержку и получив четкий план действий, пошла собирать вещи. Не прошло и часа, как они покинули квартиру. Женщины, прикрыв лица платками, тащили тяжелые сумки, Салават нес в обнимку нового друга – плюшевого мишку с оловянными глазами.
– Вы правильно сделали, что ушли из дома, – сказал Василий Львович, выслушав обеих. – Надежд на то, что человека, занимавшего такую должность, выпустят, почти нет. Ему приходилось иметь дело со многими высокопоставленными чиновниками. Это опасные знакомства, слишком много он о них знает. За Нафисой вряд ли придут, но… кто его знает, как дело повернется? Береженого бог бережет. Здесь ее, пусть не сразу, но тоже могут найти. Самое разумное – уехать из города. И чем дальше, тем лучше. Целее будете. Ох, и время пришло… Стелла, деточка, накапай-ка мне сердечных капель. Вон там, в буфете, на верхней полке… Ты знаешь, где. Что-то сердце прихватило.
Стелла выполнила просьбу, с тревогой глядя на побледневшее лицо друга.
– Василий Львович, дорогой, вы бы написали заявление да уходили на отдых. Вон, закон приняли о пенсиях. Сердце больное, поберечь надо, – умоляюще сказала она.
– Вот дождусь, когда ты институт закончишь, похлопочу, чтобы тебя на кафедре научной работой заниматься оставили, и сразу на покой. Обещаю. А то задвинут в аптеку, и будешь всю жизнь за прилавком стоять. Это с твоим-то потенциалом!
– Так вы из-за меня?..
– Нет, из-за себя! Должен же кто-то продолжить мой труд. И вообще, со мной все в порядке. Подумаешь, сердце пошаливает… у кого оно сейчас не пошаливает? Думайте, что Нафисе с ребенком делать. У нас в квартире народ вроде бы хороший, но за всех не поручусь, кое-кто может и настучать…
Вечером, уложив Салавата спать, женщины долго шептались. Было решено, что Нафиса с сыном уедут в Бирск. Все-таки там есть на кого опереться в первое время, на улице не оставят. Стелла написала письма своим теткам, которых почти совсем не помнила, и улеглась, как в детстве, на сундук, уступив кровать няне с ребенком. Утром, вместо института, она отправилась на Московский вокзал и вернулась с билетами на поезд. А на следующий день проводила тех, кого считала своей семьей, в Уфу.
Вскоре, проходя мимо дома Нафисы, Стелла увидела, что шторы на знакомых окнах раздвинуты. А она точно помнила, что задернула их уходя. Решила, что Амира Кадыровича выпустили. Вошла в парадное и поднялась на второй этаж. На двери квартиры белела полоска бумаги с фиолетовой печатью. Значит, приходили из ГПУ, возможно, за Нафисой. Стелле стало страшно. Этажом выше хлопнула дверь. Девушка поспешила выйти на улицу. Как хорошо, что няня уже подъезжает к Москве! А у нее, Стеллы, теперь нет дома, где ей всегда были рады, готовы помочь. Из близких людей остался только старенький профессор, поставивший себе целью вывести ее за ручку в люди. И никого больше…
Даже бывший друг Валерка Кащеев покинул ее! Почему? Что случилось? Иногда они встречались на улице, но он, поздоровавшись, проходил мимо. Сначала Стелла недоумевала, потом обиделась. И,