Но выбора у меня нет.
Звезды вспыхивают на потемневших небесах одна за другой, и их узор отражается в подрагивающей водной глади спокойного моря вдалеке. Сколько Лаура отдала бы, лишь бы огни звезд обратились бесконечным множеством сверкающих в темноте окон небоскребов, а крики чаек – гулом машин? Она уверена, будто осталось всего несколько дней до рейса и ей наконец удастся вдохнуть воздух Нью-Йорка – города не свободы, но вечной жизни.
Нет, Лаура, не удастся.
Я с едва слышным хлопком материализуюсь позади нее, и соленый аромат моря и сладкий – клубнично-базиликовой газировки – смешиваются с горьковатым запахом серы. Лаура оборачивается из любопытства и на мгновение теряет дар речи. Бокал выпадает у нее из рук и разбивается вдребезги, стукнувшись о каменный пол террасы.
Несколько раз она моргает, но я и не думаю никуда уходить. Смотрю на нее пристально, и глаза мои наверняка пылают красным огнем. Видок, должно быть, устрашающий. Не устану благодарить Сильвию за ее специфические вкусы.
Я улыбаюсь одними губами и делаю шаг вперед, а Лаура вскакивает с удобного мягкого кресла и обеими руками хватается за легкий плетеный столик. Отбиться им от меня уж точно не получится.
– Сильвия просила передать привет, – произношу я хрипло и натянуто улыбаюсь. – И напомнить, что она ни в коем случае не хочет видеть тебя в Нью-Йорке, Лаура.
Черт бы его побрал, мне же даже не хочется делать ей больно. Все это – унылый, плохо поставленный спектакль. Но я искренне надеюсь, что роль злодея оправдает себя.
Сильвия должна выбросить свое глупое желание из головы.
– Убирайтесь вон, – говорит Лаура, набравшись смелости.
– Не могу же я не исполнить одно из ее желаний.
Я подхожу все ближе, и Лаура упускает момент, когда я оказываюсь прямо у нее за спиной. Вздрагивает, чувствуя, как мое дыхание щекочет затылок.
Тебе по вкусу свобода, Лаура? Чувствуешь себя счастливой, спрятавшись от всего мира в обществе престарелого отца и горстки любовников? Они терпеть тебя не могут, ты в курсе? Им по душе твои деньги и то, какими жадными глазами ты смотришь на них – молодых и красивых, особенно на твоем фоне. И твой отец… Как думаешь, почему он уехал из собственного дома? О, Лаура, он давно уже разочаровался в тебе. Старикан без ума от Сильвии – своей идеальной внучки, – а вот с тобой ничего не получилось. Ты с самого начала была непослушной дочерью. Нелюбимой. Правда же?
Трясет Лауру Хейли не только от страха. От сладковатой, приторной даже злости и жадности – о, до чего она жалеет, что так много не успела. Как ревнует всех вокруг – от любовников до собственного отца.
Но сегодня даже яркий вкус эмоций не приносит мне удовольствия.
Пора с этим заканчивать.
– И как ты чувствуешь себя на месте Сильвии, Лаура? – шепчу я. – Ты не представляешь, как ярко пылает в ней ненависть к тебе. Ненависть пополам с любовью – самое жуткое, что только можно придумать.
– Сильвия уже взрослая девочка, – сдавленно произносит она, глотая слезы. Столик выпадает из ослабевших рук, с грохотом валится на пол и катится по террасе в сторону невысокой лестницы. – И должна понимать, почему так сложилось. Я и так дала ей достаточно.
– Что ты дала ей, Лаура? Жизнь, в которой она не нашла ничего лучше, чем потребовать любви не у кого-нибудь, а у проклятого демона из преисподней? Жизнь, где она с удовольствием убивалась об ублюдков, которые вытирали об нее ноги, потому что мамаша научила ее только одному – правильно себя презентовать, а папаша в каждом встречном видит угрозу? Подарочек что надо.
Когтистые пальцы смыкаются на ее шее, до крови царапают кожу. Хрипя, Лаура пинает меня и пытается оттолкнуть в сторону, вырваться, но ничего не выходит.
– Как можно было вырастить дочь так, что из всех она выбрала худшего? Да еще и сама того не желая? Ты ужасная мать, Лаура, – смеюсь я, а ей остается лишь кашлять и дергаться в ответ.
– Ты же знаешь… Знаешь, сколько у меня денег. Забирай их и проваливай, только оставь меня в покое. Если тебя послала Сильвия, то пусть засунет свое эго как можно глубже. Не развалится, если один раз приютит меня у себя. Мы родственники, в конце концов!
– Никогда ты не полетишь, Лаура. И не только потому, что Сильвия не хочет тебя видеть. Это ее желание я исполнять не обязан.
Вместо крика из глотки у нее вырывается лишь сдавленный хрип. Едва слышный.
– Ты никуда не полетишь, потому что это единственный способ заставить Сильвию передумать. И ты даже не представляешь, как это важно. А в другой раз, быть может, ты бы и откупилась парой забавных фраз, знаешь? Мне нравятся такие гнилые люди, как ты.
Прощай, Лаура. Свою роль ты сыграла.
На ее бездыханное тело я смотрю мрачно, без привычной ухмылки на лице. Ее тусклая душа сверкает на моей окровавленной ладони, и вкус ее я чувствую даже раньше, чем подношу небольшой светящийся шар к губам. Я не шутил, когда назвал ее гнилой. Приторно-сладкая, как переспевшая клубника, и горько-кислая, как перепревший базилик. Просто отвратительная женщина.
Ее душа не напоминает деликатес, какой можно было бы заказать в ресторане, а эмоции не вызывают восторга. А ведь я прочувствовал их все – от страха за собственную жизнь до отчаяния и злости. Лауру Хейли вывести из себя оказалось так же легко, как и ее дочь.
Черт бы тебя побрал, Сильвия. Если бы не ты, меня бы здесь не было. Если бы не чертов ублюдок… Я на мгновение поднимаю взгляд к усеянным яркими звездами небесам. Если бы не чертов ублюдок, Сильвия Хейли никогда и не призвала бы меня. Не загадала бы свое поганое желание.
Ерунда. Она была буквально рождена для этого – для того, чтобы однажды нажраться в сопли и совершить самую большую ошибку в жизни. Чтобы выводить меня из себя своими серо-зелеными глазами, дурацким именем и мыслями о любви.
Все в ее жизни вело к этой проклятой точке. Чтоб ее.
Гнев не мой грех, но он выжигает меня изнутри, вынуждает действовать отчаянно и опрометчиво, как загнанного в угол пса. Когда это зашло так далеко? Может ли в глубине моей души шевелиться чувство, какое должно было умереть пару тысяч лет назад?
Нет. Нет. Нет.
Короткий щелчок пальцами, мрачный взгляд