— И где, — спросил он мрачно, — дедушкина латунная подкова, которую я чистить собирался?
Ох!
Глава 17
Поле уж доводилось видеть мордобитие — на КПП Верхогорья, когда Горыч, не долго думая, зарядил по уху какому-то предприимчивому продавцу серебра, пытавшемуся толкнуть свой товар подороже и побыстрее. Она запомнила недоумение, взметнувшееся в глазах того продавца, и какую-то совсем детскую обиду.
Внутренне сжавшись, она замерла в ожидании неминуемых неприятностей. Сейчас их шебутного Ворона как пить дать отлупят, и пусть он сам виноват — все равно ей не хотелось, чтобы ему стало больно.
И тут Даня засмеялся — легко, звонко, искренне.
— А подкову наш Птиц стибрил, — объявил он с такой бесхитростной радостью, что все три здоровущих, что дубы, парня обалдели и захлопали глазами, не понимая, как реагировать.
Даня бесцеремонно похлопал Ворона по карманам, полностью пренебрегая его возражениями.
— Стибрил, свистнул, слямзил, похитил, — приговаривал он, все еще смеясь. — Да вот же она!
С ловкостью ярмарочного щипача Даня извлек на свет подкову и гордо ее всем продемонстрировал.
— Ворье, стало быть… — угрожающе начал один из парней, но Даня тут же замахал на него руками.
— Ну что ты, мил человек, — воскликнул он, не теряя широкой, от уха до уха, улыбки, — какое же ворье, когда он вашу семейную удачу, считай, втрое увеличил.
— Как это? — удивилась хозяйка.
— Ворованное счастье всегда лучше, — с непробиваемой уверенностью объявил Даня, и только тогда Поля поняла, что он сочиняет прямо на ходу.
Вот повезло ей с компанией — один воришка, другой — жулик!
Отвернувшись, чтобы скрыть усмешку, она увидела восхищение на лице Ворона — кажется, тот на полном серьезе возгордился самим собой и добрым делом, которое только что совершил для незнакомых людей. Нос его задрался к небу, а плечи расправились.
— Да ну? — не слишком-то доверчиво буркнул другой хозяйкин сын.
— Ну да, — закивал Даня и беззаботно хлопнул его по плечу: — о таком в Плоскогорье каждый ребенок знает.
— Это тебе мунны растрепали загорские байки?
— Не мунны, а Поля, — Даня почтительно склонил перед ней голову, — единственный и неповторимый человек, способный преодолеть Гиблый перевал и остаться в живых.
Ага. Прибыли, называется, без лишней торжественности, и даже машину оставили подальше, чтобы не выдать себя.
Ну спасибо, Данила, княжий сын.
— Такая девочка? — хозяйка осторожно, как будто Поля была хрустальной, коснулась ее локтя. — Ну надо же… я вот так хворала осенью, так мне Горыч ваших лекарств отсыпал. Сразу полегчало.
— Вы знаете Горыча?
— Кто же его у нас не знает. Мы же поставляем в Плоскогорье шали из козьей шерсти и душегрейки… Зимы у вас холодные, сказывают, продажи идут хорошо. Только жаль, что ваш князь скуп до безобразия, но хоть что-то.
Отношение к ним сразу изменилось — как оно обычно и случалось. Только что считались странными проходимцами, а стали — уважаемыми гостями. Даня быстро привык пользоваться Полиной известностью, ему определенно нравилось повышенное внимание, а еще сытная еда и возможность потрепаться о том о сем.
Стол накрыли на истоптанной полянке между старым и новым домами, но без горта картошка недоварилась, а караси пережарились.
Хозяйка печалилась — все-то у нее теперь из рук падало, но Дане и Ворону ничто не могло испортить аппетит, они охотно лопали горелое и сырое, слушая вполуха.
Наконец, когда с угощениями было покончено, Даня широко зевнул, осоловело привалился к Полиному плечу и устало предложил:
— Ну что, пора браться за горта?
Хозяйка оценила его состояние и решительно объявила:
— Завтра ужо, а то ты вон какой сомлевший, а ну как горт выйдет хилый да болезный.
Даня не сопротивлялся — спать так спать, на сеновал так на сеновал. Только Ворона он уложил к стенке, чтобы тот ночью опять чего не спер.
А Поле постелили в доме — на пышной кровати с латунными шишечками.
***
Колобков из муки, золы, заборной стружки и картошки Даня слепил два.
— Куда нам столько? — удивилась хозяйка.
— Один ему, — сосредоточенный, он, не глядя, махнул рукой в сторону Ворона. — Этот чудак решил завести горта без дома.
Хозяйка расхохоталась.
С утра она была оживленной и нетерпеливой, нарочно звенела ведрами и громко кликала коз, чтобы разбудить гостей пораньше.
Завтрак им достался простым — холодное молоко да теплые лепешки, — но Поле понравилось. Она вообще не любила ничего сложного, поэтому и старалась подольше бывать в Верхогорье, подальше от княжеского дома, тамошних кулинарных изысков, интриг Постельного, амбиций княжны Кати, сухости князя и печали княгини.
Темные от золы колобки отправились в печь, а Даня ловкими пальцами принялся плести венок из одуванчиков, которые успел где-то надрать.
Его длинные темные волосы были небрежно заплетены в косичку, старенькая футболка выцвела, на губах блуждала рассеянная, сама — себе, улыбка. Подвижный и доброжелательный, он быстро становился своим везде, где появлялся, а сейчас, отдохнувший и выспавшийся, просто излучал дружелюбие и спокойствие.
Рядом с ним все казалось легким, понятным и интересным, и Поля снова и снова ловила себя на ощущении, что ей не так уж и важно, что она такое, откуда пришла и куда идет. Казалось, обычной жизни, дороги, новых встреч и новых дел вполне достаточно для хорошего, повседневного счастья. Наверное, она могла бы годами возить Даню туда и сюда, наблюдая со стороны, как ловко он управляется с людьми и духами.
— Так просто? — хозяйка заглянула в печь.
— Не просто, — ответил Даня и нежно водрузил на голову Поли одуванчиковый венок, — теперь надо вдохнуть в наших гортов жизнь, призвать искры силы ушедших богов. Эх, сюда бы батюшку Леньку, да, Поль?
Она не ответила, ловя свои отражения в начищенной до блеска посуде.
Яркие одуванчики добавляли сияния пшенице ее волос.
— Вдохнуть жизнь? — спросила хозяйка.
Ворон тоже крутился рядом, но мысли его, к счастью, были далеки от желания что-то стащить. Все его внимание тоже было приковано к печи.
— Да-да, — Даня безмятежно улыбнулся, — сейчас я вытащу колобки, и каждый из вас возьмет по одному в ладони…
— Горячо же, — испугался Ворон.
— Горячо, — согласился Даня, — но если горт вас примет, то ожогов не будет. А если не примет… то залечите, что делать.
Хозяйка слушала внимательно и сосредоточенно. А вот Ворон, который так рьяно рвался через Гиблый перевал свергать князя, явно был близок к смятению. Судя по всему, боль он не особо жаловал.
Поля представила себе, как берет в ладони только вытащенный из печи комок теста, как ее кожа