Значит, не то.
Я прошла мимо комнаты Криса, но там было тихо. Видимо, голубки перешли от слов к делу. Если опять будут стонать на весь дом, спрячусь в ванной и закрою глаза!
…Не в детстве же, в самом деле, мы с ним познакомились?!
Я открыла дверь в свою комнату, и перед глазами, как по мановению волшебной палочки, всплыла давно забытая картинка. Школьное крыльцо. Мальчишка из параллельного класса, сложив руки на груди, упрямо выпячивает подбородок.
Вот почему этот жест казался мне таким знакомым!
Потрясённая открытием, я осторожно прикрыла входную дверь и встала в прихожей как громом поражённая.
Из коридора было слышно, как хлопнула соседняя дверь. Очень хотелось выглянуть и спросить у репортёрши: «Что, Розалинда, час со звездой пролетел незаметно? Прямо промелькнул?».
А нечего лезть на чужой шесток!
…Как же его звали? Прозвище у него ещё было смешное… Крыс? Хомяк? Суслик? Нет, Фуфлик!
Он всегда казался мне странным. Даже ненормальным. Рядом с ним было неуютно. Он вызывал какие-то сложные чувства, смесь неловкости, тревоги, неуверенности, и я старалась держаться от него подальше.
Над ним смеялись за слабый дар, с которым мальчишке никак не удавалось совладать, и длинные, как у девчонки волосы. Ему делали замечания, но парень упорно отказывался стричься и вести себя, как все. Он был мелким, слабеньким и болезненным. Только в выпускном классе неожиданно вытянулся и стал длинным и тощим. Но тогда он умудрился снова стать всеобщим посмешищем: отрылось его нелепое увлечение музыкой.
Картинка из прошлого никак не хотела накладываться на образ звезды: ухоженного, повзрослевшего, сильного и уверенного в себе мужчины. Впрочем, он и тогда был уверенным в себе. Это же нужно было до такого додуматься: пригласить меня на выпускной!
Сомневаюсь, что кто-то из девочек вообще пошел бы с ним. А он нацелился на меня, что вообще было смешно!
Правда, теперь таковым не казалось.
Скорее всего, он узнал меня с самого начала. Потому спрашивал на собеседовании, как у меня с памятью. Представляю, как он смеялся в душе! И как развлекался, придумывая мне наряд – карикатуру на школьную форму.
Я должна была догадаться. Это же бы намёк! И потом он неоднократно намекал, что мы с ним «будто всю жизнь друг друга знаем».
Чего он добивался?
Хотел отомстить?
Конечно, мы вели себя жестоко. И я тоже, хотя никогда не была зачинщицей травли.
Но мы же были детьми!
А он отказывался быть таким, как все нормальные люди!
Он и стал не как все нормальные люди.
Он стал звездой.
Только, Ливва, при чём здесь я?
Можно, я буду просто работать, и никто не будет меня трогать, соблазнять, зельями травить? Я не собираюсь не во что вмешиваться, никому мешать. Я больше не буду ни над кем смеяться, даже в душе, за то, что они не такие я. Пусть идут своим путём. В конце концов, мой-то оказался не самым удачным.
Пусть им повезёт больше: найти друзей, свой дом, своё дело. Свою семью, где им будут рады. Любимого человека, который ответит взаимностью.
Последнее – это уже излишество.
Но кому-то же должно повезти?
Я набрала полную грудь воздуха и выдохнула.
Я должна поговорить с Крисом!
Пусть сам скажет, чего он от меня хочет. А то я ногти до локтей сгрызу от неопределённости.
А я даже не помню, как его зовут. Но точно не Крис Хогер. Это имя совершенно точно никак не отзывалось в памяти. Я могла не помнить. Но узнала бы наверняка.
Только прозвище. Ливва, какой стыд!
Я заглянула в ванную. В горизонтальном зеркале отражалась моя комната. Во всяком случае, маэстро не в ванной. Хотя это бы дало мне повод, чтобы оттянуть неизбежное. Я поправила причёску и направилась в соседнюю комнату.
Постучала.
Ещё раз постучала.
Дёрнула дверь на себя.
Она была заперта.
Видимо, господин Фуфлик изволят спать после принятия оздоровительных процедур с госпожой Спок!
Я чудом сдержалась, чтобы не пнуть дверь.
Во-первых, дверь не виновата.
Во-вторых, я пообещала себе, что не буду смеяться на тех, кто живёт не так, как я того хочу.
Но не злиться-то я не обещала!
Я ещё раз выдохнула и пошла к себе. Буду составлять график встреч маэстро! Сегодня мне нечем оправдаться.
К сожалению, оказалось, что относиться к приглашениям на утренний круассан без желчи стало ещё сложнее, чем до обещания себе быть великодушной и милосердной. Видимо, рождённый злобным добрым быть не может. В какой-то момент я поймала себя на том, что вот-вот порву эти приглашения к махловым псам.
Наверное, я просто проголодалась. Привела себя в порядок и постучалась в соседнюю комнату – чтобы два раза не вставать. Но, похоже, господин Хогер не слишком усердствовал с госпожой Спот, потому что голода не испытывал. На стук никто не ответил.
Но мой желудок работал по своим часам и требовал завтрака. Я спустилась вниз и обнаружила дворецкого. Он уверил, что распорядится накрыть мне завтрак в столовой и уверил, что ждать никого не нужно. После концерта господа встают в разное время. А обедать он меня пригласит.
Я позавтракала. Однако необходимость выяснения отношений с Хогером выжигала меня изнутри, мешая наслаждаться отличной кухней. Завершив трапезу, я всё же спросила у Томаса, во сколько обычно встаёт хозяин дома в такие дни. Тот ответил, что господин давно встал, работает в студии и велел его не беспокоить.
Ну конечно! Он же занят очень важным делом, и ему нет никакого дела до моих проблем! Как это по-мужски!
Я ушла страдать к себе в комнату и специально выбрала на неделю встречи с богатыми старушками и самые скучные рауты.
Чтобы страдать не только мне.
Вооружившись карточками, я решила, что это достаточный повод нарушить уединение маэстро. Но когда я подошла к двери, решимость оставила меня. Постояв с занесённой рукой, я осознала, что не могу заставить себя постучать. Вдруг он там творит свои произведения! А я со своими глупостями!
Я решила: если заперто, то стучать не буду. Потянула дверь. И она неожиданно легко открылась.
- Кто