Все такие телесные уродства в народной культуре считались признаками принадлежности к потустороннему миру и нечистой силе, поэтому неудивительно, что постепенно – благо сказание пользовалось на Руси изрядной популярностью – эти «портреты» чужих народов были усвоены и переосмыслены фольклором.
Любопытно, что на иконах XVI–XVII столетий, по замечанию исследователя Ф. А. Рязановского, бесов нередко изображали «в виде “псиголовца” (кинокефала) – человека в цветном скоморошьем или польском жупане и сафьяновых сапогах, но с собачьей головой на плечах, покрытой длинной кудластой шерстью, с собачьими ушами и красным высунутым собачьим языком».
В «Александрии» рассказывалось о походах Александра Македонского до самых «пределов мира» и о славных победах этого знаменитого полководца древности над «огромными женами», что все крылаты и ногти у них огромные, как серпы, тело же все в волосах»; над «женами дикими, высотой в три сажени каждая, косматы, как свиньи, и глаза их сияли, как звезды»; над «людьми чудными», у которых «шесть рук у каждого и шесть ног»; над «псоглавыми людьми», у кого «все тело человеческое, а голова песья; говорят же они так: то как люди, то лают как псы»; над кентаврами, над одноногими людьми (моноподами), над «людьми величиной в локоть» и над многими другими.
Ранний энциклопедический свод «Луцидариус» XVI века, тоже переводной, добавлял к этому перечню племена монокулов – одноглазых, людей, что ходят задом наперед, людей без головы, орионов – людей, что умирают на зиму, а по весне воскресают, и так далее. Словом, мир за границами Руси, как считалось, населяли чрезвычайно причудливые существа.
Лишь некоторые из них признавались благими – например, рахманы, о которых подробно повествовала «Александрия», блаженные насельники Макарийских островов. В апокрифическом «Слове о рахманах», дополнявшем «Александрию», сообщалось, что на этих островах «никакие плоды никогда не оскудевают во все времена года, ибо в одном месте цветет, в другом растет, а в третьем урожай собирают». Рахманы, по «Слову», благочестивы и «живут совершенно без стяжания… обитают нагие у реки и всегда восхваляют Бога. Нет у них ни четвероногих, ни земледелания, ни железа, ни храмов, ни риз, ни огня, ни злата, ни серебра, ни вина, ни мясоедения, ни соли, ни царя, ни купли, ни продажи, ни свар, ни боя, ни зависти, ни вельмож, ни воровства, ни разбоя, ни игр… Мокрым и сладким дождем насыщаются и от всяких болезней и тления свободны, мало овощей и сладкой воды принимают, веруют искренне и беспрестанно молятся».
* * *
Подавляющее же большинство иноземных народов в русской традиционной культуре относили к «нечистым», зачастую не делая различия между народами дальними и ближними.
Первым победителем «нечистых» народов считали все того же Александра Македонского, который, согласно «Александрии», запер эти народы под высокими горами, «чтобы они больше в мир людской не вышли». Две горы по молитве Александра к Богу сошлись почти вплотную, а между ними македонский царь поставил ворота из материала, не подвластного ни огню, ни железу, и посадил за воротами густой терновник.
За этой преградой очутились библейские «гоги и магоги», а также «анагосии, агисы, азанихи, авенресы, фитии, анвы, фарзании, климеады, занерииды, теании, мартеаны, хамоны, агримарды, ануфиги, псоглавые, фердеи, алане, сфисоны, кенианиснеи, салтары», обреченные вечно томиться взаперти «по причине их нечистоты».
Подвиги Александра впоследствии сделались одной из излюбленных тем русского лубка, благодаря чему о них стало широко известно в народной культуре, и сюжет с запиранием «нечистых» народов вошел в фольклор.
Впрочем, если судить по обилию «иноземцев» и «иноверцев» в рядах русской нечисти, преграда, установленная Александром, оказалось не такой уж прочной, и какие-то «нечистые» племена все-таки сумели из-за нее вырваться.
Во всяком случае известно, что в некоторых областях России бесов-чертей рядили в иноземные платья. На иконах бесов нередко изображали поляками, литовцами (в память о нашествии Смутного времени) или «черными муринами» / «эфиопами».
Само слово «мурин» («мюрин»), исходно обозначавшее чернокожего человека, со временем сделалось одним из прозвищ бесов. Более того, бытовало убеждение, что бесы-черти – «такие же люди, но нерусские, неаккуратные и неуклюжие».
Помимо «пришлых» и отдаленных, к «нечистым» народам относили и тех, с кем русский народ близко соседствовал – или даже от которых вел свое происхождение. К числу последних принадлежали, в частности, волоты (велеты) – существа-исполины; как писал В. И. Даль: «Прежде нас жили на свете волоты, великаны, а после нас будут пыжики, т. е. карлы. Народное поверье волотам назначает место жительства в вологодской стороне; вероятно, этому подало повод одно только сходство звуков».
Тот же автор упоминал, что, по преданию, «целый народ волотов заживо ушел под землю». Эти волоты считались язычниками и «ушли» с утверждением христианства: Господь их истребил или превратил в обычных людей, а памятью о них служат многочисленные курганы и «исполинские» кости в земле (скорее всего, кости мамонтов).
Если волоты жили когда-то в прошлом и были «своими», пусть и «нечестивыми язычниками», рядом с древними русичами и в одно время с ними проживали степняки, немало досаждавшие Руси и потому во многом демонизированные русским эпосом и русским фольклором.
Кипчаки (половцы), печенеги, куманы, хазары – все они воспринимались как «нечистые», злобные и коварные «татаровья». Многие былины рассказывают о поединках русских богатырей с «погаными татаровьями», рисуя наступление демонических полчищ: «Подымалася сила татарская, / Что татарская сила, бусурманская, / Что на славную матку святую Русь» («Михайло Козарин»).
Ближе всего к общим представлениям о нечистой силе в русском фольклоре татарские цари – Идолище Поганое и Калин-царь. Последний чаще всего просто зовется «собакой» («собака царь Калин»), а об Идолище говорится, что он «в длину две сажени печатных, / А в ширину сажень печатная, / А головище что люто лохалище (лохань. – К.К.), / А глазища что пивные чашища, / А нос-то на роже с локоть был».
* * *
Вряд ли будет преувеличением сказать, что степняки-«татаровья» на протяжении нескольких столетий оставались для русского фольклора – из-за последствий татаро-монгольского ига и постоянных набегов со стороны кочевников – главным «нечистым» народом, однако со временем им на смену пришли «ляхи и паны», а тех, в свою очередь, сменил в XIX–XX столетиях едва ли не самый мистический с точки зрения современной отечественной