Затем Дин включил на телефоне нашу любимую мелодию Wonderful life в исполнении певца Black и пригласил на медленный танец. Обнявшись, плавно и медленно мы закачались в танце: именно под эту музыку мы танцевали несколько лет назад в день бракосочетания.
Мелодия напомнила все три его приезда ко мне на родину, наши путешествия на Байкал, его приключения в “Шереметьево” и прощание в аэропорту Иркутска ранним февральским утром 2017 года, когда мы думали, что впереди вся жизнь… И из глаз снова потекли слезы.
Так мы отметили последний Новый год в нашей совместной жизни.
После той ночи прошло еще три томительно долгих недели до первой химиотерапии, которой мы ждали, как манны небесной. Она сулила избавление от физических мук и надежду на чудесное исцеление.
За день до поездки, поздно вечером, больному и измученному Дину позвонила Люси:
– Дэ-эд! У меня сломался аккумулятор, – сходу заявила она, звоня с океана, где жила вот уже полгода; до Уилмингтона было 3 часа пути на машине.
– Как ты, дочь? – запереживал отец.
– Не мог бы ты отправить мне денег на новый аккумулятор? – прозвучал высокий голос в трубке.
– Тебе они нужны прямо сейчас, Люси?
– Да.
– Тогда поеду сейчас в город, разменяю деньги и отправлю тебе, подожди немного. Береги себя, дочка.
Ослабленный Дин поднялся с кровати и стал одеваться. Невзирая на тяжесть состояния и сумерки за окном, муж поехал выручать Люсильду: он беспокоился, что она останется без машины и завтра не сможет выйти на работу. Почему дочь не попросила помощи у здоровой и ничем не страдающей матери, остается загадкой: смею предположить, что они находились в очередной конфронтации, и Кики Адамс указала на Дина: “Твой отец поможет”. Она не пошевелила бы и пальцем ради дочери, такое было не раз.
Деньги Дин отправлял детям системой каких-то переводов из автомата в супермаркете, расположенном в центре городка. Почему не отправлял онлайн – мне неведомо.
На ночь глядя, измученный болезнью муж поехал посылать ненаглядной Люсильде энную сумму денег несмотря на то, что завтра намечался важный день – первая химиотерапия. О состоянии его здоровья, по всей видимости, никто не справлялся.
Его не было дома добрых два часа. Зная Дина, могу предположить, что по телефону он руководил процессом, так как не мог иначе: от получения перевода до установки аккумулятора нужными людьми в правильной мастерской. Ответственность перед семьей и детьми Дин ставил на первое место, даже когда умирал.
Наутро в онкодиспансер повезла свекровь, она как раз была свободна. Мелани высадила нас у главного входа и порулила домой. Худого, ослабленного, потерявшего 30 килограммов веса Дина я повезла в коляске через весь диспансер в лабораторию на взятие обязательного биохимического анализа крови перед лечением.
– Куда нужно катить? – спросила, наклоняясь к нему: я плохо ориентировалась в длинных коридорах.
– Пока прямо, – хрипло скомандовал Дин, разглядывая висящие сверху таблички с указателями. Еще через минуту произнес: – Теперь направо.
За поворотом мы немного притормозили, пытаясь разобраться, в правильном ли направлении движемся: один из указателей показывал лабораторию прямо по переходу и налево. Туда мы и двинулись.
Навстречу попадались самые разные люди: медики в разноцветных униформах разнообразных фасонов, постоянные больные, уверенно вышагивавшие по коридорам, новички, некоторые так же, как и мы, шарили глазами по указателям и сверялись с картой огромной больницы.
Когда остановились свериться со схемой переходов, мимо провели тюремного заключенного. “Он тоже болен… – подумала я. – Надо же, сидит в тюрьме и ездит на лечение в онкодиспансер под конвоем”. – Я с огромным любопытством проследила, как светловолосого мужчину средних лет в оранжевой робе провели под конвоем двое охранников. Поравнявшись со мной, парень на секунду остановил взгляд, будто не видел прежде женщин, но цепь, связывавшая с конвоирами, натянулась и рванула его вперед. “Точно, как в кино”, – мелькнула мысль.
Я настолько засмотрелась, что совсем забыла достать мобильный телефон для записи, к тому же, руки были заняты креслом мужа. Когда вспомнила про камеру, тюремная троица скрылась за углом, к большому разочарованию.
Я запыхалась оттого, что полы не были ровно расположены: не знаю, с какой целью, но в коридорах они вздымались и опускались, образуя холмы. Тяжелее всего было толкать мужа в гору, а потом удерживать коляску, несущуюся вниз по покатой поверхности.
В конце концов, мы добрались до нужной лаборатории.
– Здравствуйте! – Мы с мужем поприветствовали присутствующих.
– Здравствуйте! – ответили медсестры, и каждая продолжила делать свое дело. Одна из них взяла протянутый мной документ и быстро распорядилась:
– Мистер Адамс? – Медики каждый раз сверялись с именем в документах, именем на браслете, который мужу надели на запястье на ресепшн, и спрашивали имя вслух: муж должен был словесно подтвердить, что он тот самый, чье имя значится в системе, чтобы ничего не перепутали.
– Да.
– Прошу вас следовать за мной. – Афроамериканка развернулась на 180 градусов и, мерно покачивая пышными бедрами, плавно зашагала вглубь лаборатории с множеством отделов, перекрытых тяжелыми шторками.
Я толкнула коляску вслед за ней – и мы оказались в маленьком кабинетике с кучей аппаратуры и мониторов. По центру стояло кресло с откидной спинкой – в него Дина попросили сесть. На нас были уличные куртки, но никто не требовал раздеться и не сказал ни слова, только медицинские маски были обязательным атрибутом в период пандемии коронавируса, который вышагивал по миру уже второй год.
Муж снял куртку и отдал мне, задрал рукав рубашки. Одна из медсестер перетянула жгутом плечо и вколола иглу в вену: в шприц потекла темно-красная кровь.
Через полминуты я заметила, что Дин как-то неестественно побледнел и обмяк, глаза закатились, руки повисли плетьми, а на лбу выступили капельки пота. Он терял сознание. Медработница быстро закончила забор и позвала на помощь других людей в костюмах.
– Дин, ты слышишь меня? Дорогой, очнись, открой глаза, – я теребила мужа по бледным щекам в попытке не дать потерять сознание. В ответ он что-то несвязно пробубнил. Я начала гладить по голове и салфеткой протерла испарину со лба. Забежали другие работницы, стали оказывать первую помощь.
Еще раз взглянув на запястье мужа, на котором красовался голубой бумажный браслет с ФИО, работники стали обращаться по имени:
– Мистер Адамс, – и слегка потряхивали за плечо.
– Мистер Адамс, смотрите на меня, – женщина-шатенка наклонилась к лицу, похлопывая по щекам. Медсестры быстро вводили внутривенные растворы, которые должны были